Владимир Ильичев (Сквер) - Засека стр 2.

У меня все доказательства
против буквы paraZ.
Судьи, что так  нераскатисто 
про науку и «резет»?

У меня все доказательства,
paraZ  суть паразит,
от него рассветам  задница,
да, терпила-алфавит?

Извините за ругательства,
но без них не полон сказ.
У меня все доказательства,
повторяю в третий раз!

Авокадо, манго, яблони,
от начала до конца 
подписать готовы явное,
за искусство, за истца

Аксолотли, майны, ящеры 
тоже в теме, я клянусь.
Хватит гнуть животворящее,
судолбали, ваша гнусь!

Разогнёт хребтину творчество 
ухи-ухи словят шах,
промышляди будут корчиться
в опустелых гаражах.

Хватит мямлить. Важно мнение
громогласного судьи,
до грозы  его мгновение,
краткий стук в его груди.

То, к чему вы здесь приучены 
он рассудит, молотком,
от бумажек, вами всученных,
разъярясь Да будет гром!

Паразит в уме спасается
через щель в запасный век.
У меня все доказательства,
неразумный человек.

«Тише едешь  дальше будешь»

Ещё лизни буйца, река прогресса 
и тем изобрази волны подъём
Ещё одна благая поэтесса
воспела иссушение твоё.

Ещё один безродный мужичонка
с прокуренно-пропитым голоском 
расчухал, как талантлива печёнка 
когда не под промышленным замком.

Ещё один художник-покупатель 
зелёных красок взял, а красных  нет,
рисунок на подсолнечном Арбате
лучами сбалансирует свой цвет.

Ещё одна воскресшая авоська
пакету рассадила гладкий спрос,
еще одна мутировала моська 
и слон таки с ушами в землю врос.

«Ещё, ещё!»  твой лозунг, прогрессивный,
согласный с перекормленным лещём,
но ты же половодишь  по России,
а значит, и погибнешь  от «ещё».

Лижи, толкай буи, река прогресса,
бурли, изображай волны подъём,
пока с моей подружкой поэтессой
мы медленные реки воспоём

матрицайтунг суетайм
цивилярва убилайн
воспитаймеринг мудоу
абсолюди никогоу

спозаранку суета
в рот пихается еда
как же в садике х ёво
больше нету никакого

Верил бы Клаве, но Клава  стучит,
и допускает при этом ошибки
Был бы я вправе стукачку учить 
стали бы общими наши пожитки.

Верил бы Моне, но Моня дрожит,
с каждым дрожит покорённо и страстно 
с вором в законе, с пропащим во ржи,
с красным, и с белым, и заново  с красным.

Девка из черни, из грубых чернил,
тесно с тобой на бумажной простынке,
имя  в вечерней заре обронил
Тесно  тепло. Губы  к имени линки.

Клавы и мони  я буду у них,
общество хочет налога и лиры.
Буду, в поклоне  себя обронив,
вновь сохранив только наши пунктиры.

Не было  было, не чаялось  есть,
сводит простынка пробелы  в полоску.
Высшая выпала нам с тобой честь 
ведать, как нищий латается лоскут.

Я думал, что кодекс обычного мага 
бумага, такая же, как
диплом о кончине души некрофага,
подложка под божий бигмак.

А кодекс обычного мага  плотнее
воздушных исчёрканных масс.
Но птичка порхает легко. А под нею
и я, в параллельности нас.

Листаю мыслишки, читать неохота,
что может внизу удивить?
Вчера было  хобби, сегодня  работа:
чуток ненавидя  любить.

И ветер ко мне всё нежнее и строже,
летать  не разделывать птиц
Пичуга уверена  я осторожен,
но изредка смотрит и вниз.

И, кстати, «летать»  только в пятом разделе 
равно «щекотать высоту».
Мы делаем то, что мы делать хотели,
и будем хотеть на лету.

У меня  по гравёру в столетии каждом,
и в кремле-змейсовете есть люди свои
Там, где любят Россию менты по бумажкам 
я, как всякий пират, полюбил Сомали!

Полюбил  по водице  догнать кораблишко,
и обчистить до нитки друзей ментовских,
чтобы те и другие сияли не слишком,
чтобы тоже хлебнули супца из тоски 

как придумали третьи друзья для народа,
доедая на завтрак фруктовый салат.
Заигралась ты, кодла  сменилась колода,
паучиха вахтёрша  всё-всё заспала.

Я помог добрым людям, поплакал, что  мало,
и пошёл себе дальше родимой межой.
А шпана мне бока между дел поломала,
растереть бы шпану, да я мальчик  большой.

В сельсовете тусуется верная кобра,
и заметны в грядущем  закладки мои
А ведь сразу понятно, что мент  это образ,
что в составе России  моя Сомали?