На следующий день Лили хотела прийти в поликлинику пораньше, до начала приема, но у сынули с утра разболелся живот, и только они вышли за порог, как им пришлось ненадолго вернуться
Звонок прозвенел, когда сынуля бежал вверх по широкой Х-образной лестнице и уже преодолел один пролет. Лили помахала ему рукой, пока он не скрылся за дверью коридора второго этажа, и задержалась, пытаясь рассмотреть цифры электронных часов на стене. Но через минуту сынуля вернулся с портфелем и в слезах его не пустили в класс. Лили поднялась вместе с ним. В коридоре возле класса Ирина Владимировна отчитывала еще троих опоздавших, и прежде чем Лили смогла что-то сказать, Ирина Владимировна уже принялась сетовать: «неужели нельзя», обращаясь именно к ней и Лили тут же уменьшилась до ученика второго класса и поняла, что права голоса не имеет. Девочка, стоявшая у закрытой двери класса, с непроницаемым видом смотрела в окно, мальчишки хихикали и пытались наступить друг другу на ногу, сынуля хлюпал, уткнувшись в плащ Лили. Лицо Ирины Владимировны краснело и прыгало, как кипящий чайник, если он мог бы краснеть и прыгать. Лили молчала. Наконец И. В. сказала: «чтобы больше этого не повторялось!» И пока Лили снова выросла и успела ответить «хорошо» в спину И. В., та уже загоняла детей в класс и, наверное, не услышала, захлопнула дверь. Тут же утихло все, как ничего и не было, только на синем плаще Лили осталось большое темное пятно.
Лили опоздала и снова встала у двери кабинета, но потом все же тихонько вошла, беззвучно поздоровалась и осталась стоять возле двери. В кабинете сидела ее любимая старушка сидела так же, слегка подремывая. «Ты думаешь, завтра?» мурлыча, говорил невропатолог, проводя короткими толстыми пальцами по халату медсестры казалось, от них должен был остаться жирный желтый след. Сестра сжалась, как слизняк, и, игриво сощурив глазки, облизнулась большими ярко накрашенными губами. «Ну что, продолжил он, не обращая на Лили внимания, старушка-то неадекватна?» и начал что-то широко писать на бледном листе раскрытой карточки. «Ты бы меня сначала хоть чего-нибудь спросил, а потом диагнозы ставил» чуть приоткрыв глаза, отчетливо протрубила старуха. «А что тебя спрашивать? Три года в очереди, на одном и том же месте, и ни разу не возмутилась, что лезут без очереди, что меня на работе нет, или еще чем это ненормально, бабушка! Хе-хе-хе!» захлопнул карточку и двинул ее по столу в сторону старухи. «А ты убирайся! закричал он, вдруг обернувшись к Лили. Я тебя без очереди, на работу беру, а ты: «Ненавижу! Ненавижу!» И он начинает писать на бумажном противно-розовом квадратике, приговаривая: «Все по три раза в день как написал и спи побольше Все! срывает он листок и протягивает Лили. Убирайся! Иди, лечись!»
Послали Лили к какой-то женщине: «она лечит и уроки дает тем, у кого способности видит сходи»
Дворник у дома только лестницу вымел: «Пожалте» Несколько ступеней, дверь, в коридоре за стойкой женщина сидела, талоны выдавала.
Мне бы талончик
Она выбрала из лежавших перед ней на столе самый пристойный на них девицы были нарисованы, как из кабаре. И появились у Лили сомнения насчет этого заведения. Уже отойдя к двери, Лили талончик разглядела: на нем число написано, к такому-то часу, а внизу: такого-то числа «удираем». Так и написано. «Позвольте» думает Лили и возвращается. Тут как раз уроки закончились, выходят девушки из классов. Лили против них продвигается, выясняет, как целительницу зовут. Отвечают: «Наталья Андреевна». Лили идет к ней в кабинет.
Наталья Андреевна, примите меня.
Возьмите талончик, поет та в ответ, и волосы белокурые завитые у зеркала поправляет, по талону приходите
Лили было назад, но опять к ней:
Ну я же
Тут эта Наталья взяла Лили за плечи и будто бы все сразу узнала, бросила кому-то за дверь:
Я задержусь, здесь третья степень, и дверь закрыла. Потом остались они одни, и Наталья Андреевна заулыбалась: Да не пугайтесь, вторая
И где-то на лестнице посыпали Лили сначала крупой, поливали два раза отварами из ушатов. Лили во всей одежде только воротник, говорят, держи, и спрашивают легче ли? «Легче», говорит Лили, а понять не может. Девицы ученицы, выпечкой своей угощали, но есть не хотелось даже сыро было очень.