В 1156 году по приказу Юрия Владимировича сын его Андрей поставил мощную деревянную крепость на Боровицком холме. С тех пор Москва сделалась заметной на политической карте Руси. Поэтому вполне справедливо, что с 1954 года в центре города стоит памятник Юрию Долгорукому. Пусть его и недолюбливают искусствоведы, зато он стал родным для жителей столицы.
Эта деревянная крепостица превратила захолустное селение в город и стоила ему чрезвычайно дорого. Раз город, значит, воин. А воин всегда заметнее пахаря, бортника или охотника. Он не скроется в тиши лесов, ему предназначено стоять на охране рубежей. И он, проиграв битву, падет
Первыми Москву спалили не татары и не поляки, а ближайшие соседи. Рязанский князь Глеб осенью 1177 года подступил с дружиной к городу, сжег его, а потом предал огню близлежащие села. Тяготы кровавого междоусобья еще не раз посетят Москву. И по прошествии многих столетий правители города выработают у себя привычку уничтожать любую мятежность безжалостно и наверняка. Москва, жестоко страдавшая от своих же русских людей, впоследствии избавит всю страну от «вольностей», покупавшихся огнем и мечом. Иначе говоря, ценой истребления соседей и ограбления их земель Что ж, город выстрадал это право.
Но города-воины имеют право на вторую жизнь, а то и на третью, четвертую Так и Москва. Она возрождалась из пепла многое множество раз.
И после рязанцев.
И после татар, впервые погубивших город в 1238 году.
И после поляков, которые спалят ее в 1611-м.
Хорошее место. Река богата рыбой, лес зверем, птицей, да еще медом диких пчел. Земля плодородна. А большие беды, сламывавшие судьбы городов древних и великих, иной раз обходили стороной московскую глухомань. Люди возвращались раз за разом на пепелища, брались за плотницкий нехитрый инструмент, ставили новые хоромы, новые церкви, мостили новые улицы. Жизнь побеждала. Москва место, где из земли бьет наружу невидимый, но сильный источник жизни. Тут люди энергичны, упрямы, разворотисты и отважны, тут всё скоро плодится, тут быстро заживают самые глубокие раны.
Может, здесь-то и надо искать причину удивительного возвышения Москвы? Не в каких-то великих торговых маршрутах, якобы шедших через земли московские тут купеческих «магистралей» о древней поре вовсе не проходило. И не в лесах, якобы закрывавших город от чужеземных нашествий, ничего они не закрыли ни от рязанцев, ни от татар. Проще: возлюбил Бог место красивое, дал ему богатство, за то и держались этого места насельники. А когда явился татарин с арканом и луком, больше досталось золотым градам на торных дорогах, меньше малым их сородичам, милой Господу чащобе.
Москву сызмальства мало били. Били, конечно, жгли, грабили, но не до смерти. Не как Киев и не как Владимир. Москве повезло. До нее очередь не дошла быть раздавленной. Мелка мошка, да цела.
И сила эта, чуть ли не животная, и везучесть московская, и сторожевой уклад здешней жизни всё вещи немые. Более того, еще и безмысленные. Москва еще не оторвалась от древесного лона, породившего ее. Она еще не научилась размышлять о себе, задаваться вопросами: «Что я такое? Какою видят меня соседи?» Москва растет из земли, набирается сил, учится выносливости в бедах и страданиях. Книжная премудрость поселится здесь позже.
Намного позже.
«Если есть охота представить столицу такой, какой была она в самом начале, пишет современный историк Алексей Лаушкин, поезжайте в подмосковный Звенигород, ровесник Москвы. Его древнейшая часть Городок расположилась на высоком холме. Под холмом вьется Москва-река. С Городка открывается дивный вид на просторные луга и дремучие леса за рекой. Посередине городища возвышается Успенский собор. Построенный в конце XIV века, он сохраняет черты владимиро-суздальской архитектуры XIIXIII веков Такими же когда-то были окрестности Боровицкого холма, где впоследствии вырос Московский Кремль Город поначалу был невелик. Там, где сейчас шумят бегущие от Красной площади улицы Китай-города суетливая Никольская и чопорная Ильинка, в конце XII века еще зрела волнуемая ветрами рожь да бегали промышлявшие на московских огородах зайцы из ближнего леса. Молодая Москва только начинала свой путь в неведомую даль времен».
Юность Москвы смолиста. Она прошла в сосновом раю. Если подняться на Боровицкий холм и оглядеть открывающиеся дали, один бор вставал за другим. И сам-то холм этот, как видно по названию, издревле был покрыт бором. Меж лесами открывались пряди неспешных, равнинных рек, разметавшихся по глухому болотистому краю, словно волосы красавицы, задремавшей на поляне. Заливные луга и косогоры обрамляли их неторопливый бег. Плыл над ними запах смолы, хвои, цветущих трав.