Надежда Фёдоровна (она ведёт у нас химию) заявила вдруг, что наши знания – всего класса – её совершенно не удовлетворяют. «Вы не понимаете специфики предмета! – уверяла она. – Для вас химия – книжка. А химия – жизнь. Окружающий мир, Земля, Солнце, Вселенная, наконец, вы сами. Не зная химии, не чувствуя её, вы просто не сможете жить! Ясно?»
Мы вяло ответили, что ясно. Почему-то каждый учитель начинал с того, что именно его предмет абсолютно необходим. Что без физики (или географии, или английского языка) мы буквально погибнем. В то же время изучение какого-нибудь лютика или беспозвоночного червя принесёт нам неисчислимую пользу в будущем.
Потом, когда я стал заниматься изобретательством, оказалось, что учителя были правы. В одном случае мне помог хоть и не лютик, но кленовый лист; в другом – я использовал в изобретении «конструкцию» осьминога.
Всё это, однако, случилось гораздо позднее. А в тот момент слова о значении химии так и остались бы для нас словами, если бы…
Надежда Фёдоровна достала из туго набитого портфеля пачку плотных белых картонок и разложила их, как экзаменационные билеты, на столе. Мы насторожились. Ожидалось что-то интереснее разговоров.
Надежда Фёдоровна объяснила условия. Мы берём по одному билету. В каждом билете три химических элемента. О первом нужно написать подробно, о двух других – коротко. Срок – месяц. Можно пользоваться книгами и учебниками. Только не списывать. Главное – наши собственные впечатления об элементе: как он выглядит, чем пахнет, на что похож. Именно по личным впечатлениям она будет оценивать работы.
Но поразило нас не это. Отметки! Вместо двоек и пятёрок – номера. Тот, кто лучше всего напишет, – «Химик № 1», следующий – «Химик № 2». Поскольку у нас в классе было тридцать учеников, кому-то предстояло стать «Химиком № 30» – удовольствие сомнительное.
Картонки – всё-таки не билеты. Довольно скоро у стола толпился весь класс. События развивались молниеносно, всё решала быстрота и длина рук. Генка с его великолепными данными успел в долю секунды исследовать чуть не половину картонок. В результате мы получили самые простые элементы: он – железо, я – кислород.
А девочкам не повезло. Сера, олово, ртуть и прочая скука – ещё не самое худшее. Например, Нине попались сразу празеодим, неодим и самарий, так что её долго дразнили «Празеодимой». Потом всем надоело ломать язык, и теперь мы зовём её просто «Самарой».
Генка, сказал, что со своим железом он справится в два счёта, без всяких книг. Я поступил хитрее: книги решил взять, но воспользоваться ими в конце, уже кода напишу свои впечатления о кислороде.
К моему удивлению, книг было совсем немного. О бесполезном фторе написаны тома по 800 страниц, а о кислороде, без которого ни один автор не прожил бы и пяти минут, – всего несколько тощих брошюр… Однажды вечером я сел за стол и приготовился писать. Хотелось, чтобы начало было художественным. Что-нибудь вроде: «На ощупь он кажется шероховатым, этот небольшой кусок странного камня…» или ещё лучше: «Слабый, чуть уловимый запах цветов проникает в мою комнату…»
К сожалению, оба начала не годились. Кислород – газ, и, следовательно, о куске не может быть и речи. Запах? Я заглядываю в книгу: нет, кислород не имеет запаха.
Будем рассуждать по порядку. Как он выглядит? Никак. Он невидим. На что похож? Неизвестно. Он, как подпоручик Киже в одноимённом рассказе Юрия Тынянова, «фигуры не имеет».
Но ведь нам показывали опыты? Я вспоминаю. Мы нагревали рыжий порошок – окись ртути. Надежда Фёдоровна говорила: «Смотрите: окисел темнеет, выделяется кислород. По трубке он попадает в колбу с водой». Нет, самого кислорода мы не видели, хотя вода из колбы уходила. Надежда Фёдоровна объясняла: «Кислород вытесняет воду».