Андрей Драгунов - Подробности стр 13.

ворона соглашается на хлеб,
за неимением другого угощенья
в моих руках. Лисе за сыр привет 
в её глазах. Лиса от возмущенья
икает где-нибудь, не ведая стыда 
возможно, сыр несвежий ей попался,
просроченный. И не её вина,
что сказочник нещедрый оказался.
Всего кусочек и какой  на зуб,
что даже не распробуешь всю прелесть
сыроварения. Иван Андреич  груб
в своих побасенках. Листвы негромкий шелест 
ворона отправляется к себе,
лиса в курятник, чтоб обед продолжить,
нельзя отказывать самой себе в еде,
коль у вороны только хлеб порожний.

Оптический обман  окно напротив
как будто бы горит, но это отблеск
бегущих фар, что там, на повороте,
у светофора подаянья просят.
И мелкою монетой за труды
он им отсыпет. Мелкою монетой,
пока в окне ещё блестят следы,
прикрытые вчерашнею газетой
от лишних глаз. Заклеено окно
просроченной бумагой во спасенье
от посторонних, чтобы, как в кино,
жизнь продолжается вплоть до воскресенья,
т. е. хотя бы до конца недели,
когда из отпуска хозяева вернутся,
и он опять к своей жене уедет,
успев на повороте оглянуться.

В воде ли отразится твой уход,
иль облако опять волну накроет
своим присутствием, чтоб всё наоборот?
Чья собственность теперь? Кто козни строит?
Какая разница теперь. Который год
в другом столетьи отмечаю дату
в календаре, а по теченью вод 
расположение на карте для возврата
оттуда, где вода и облака
своим вниманьем обнимают местность.
И в описании старательно рука
по буквам выводя на камне  Вечность,
как по бумаге. И крошит перо
линованный листок своим участьем
в недолгой жизни. Камню всё равно 
бумага стерпит, предоставив власти
чернил своё пространство  для игры.
Какой пейзаж с водой и облаками! 
доступными для вымысла, и ты
кроишь его свободными руками.

У дерева не спросишь, каково
там, за границей крыш, за струйкой дыма,
где даже смерть не значит ничего 
за самым краем и созвездья мимо
плывут окна  в означенный предел.
Стенания всё глуше. Только ветер
разносит звук, который долетел
до этих мест. И звук за всё в ответе.
За неимением других координат,
взгляд устремляется туда  неумолимо,
страдая только от былых утрат,
стирая страх слезой. Слеза учтиво
стекает на платок, покуда ты
глядишь туда, откуда возвращаться
несвойственно  не растеряв черты
и прочее богатство домочадца,
скопившего за свой недолгий век 
немного, но достаточно для смерти! 
чтобы однажды утром без помех
отправиться туда с письмом в конверте
незапечатанном  известен адресат 
и лично в руки передать посланье
со всем почтением. Но, бросив взгляд назад,
увидеть вдруг границы проживанья,
т. е. квартиры, где короткий срок
с подругой милой продлевал старенье 
своё? или её? Порой жесток
бывал в словах, но это от волненья
перед грядущим. Кажется, давно
всё это было, и с другим подруга
дни коротает, пьёт моё вино,
и жизнь идёт, как часики, по кругу,
считая дни, но повода вернуть
бесценный дар ещё не представлялось,
как и туда  с изнанки заглянуть,
не завершив дела  не удавалось.
Ну, может быть, немножечко  за край,
когда обжил больничную палату,
когда судьба сказала  Выбирай 
свой белый лист иль белые халаты.
Я выбрал лист и сигаретный дым,
что по стене сползает осторожно
в пространство, что останется густым,
когда вернуться только невозможно,
по крайней мере, постучавшись в дверь 
лишь в памяти иль проще  на бумаге,
когда к числу действительных потерь
добавится чуть-чуть солёной влаги
и некой правды, что не так горька,
как некогда. Знакомое пространство
сужается. И жизнь так коротка,
что в ней не смысл уже, но постоянство.

Ты трогаешь ладонью воду со ступеней,
идущих дальше, в глубину канала,
но здесь на берегу, на той последней
перед водой, ты медленно сказала,
что если жить, то где-нибудь, где так же
вода и небо и немного суши,
чтоб если вдруг случится что однажды 
нашлось местечко успокоить душу.