Андрей Драгунов - Садово-парковый пейзаж стр 7.

Последний трамвайчик от пристани в 20.00.
Потом или вплавь или крюк в 32 километра.
Или на берегу ночевать, как когда-то Ассоль
в ожидании алого паруса с новым рассветом.
Мы, наверно, успеем с тобой забежать на корму,
и последний трамвайчик доставит нас в город обратно,
а иначе, «сгорев от стыда», лучше я утону,
опустившись булыжником мокрым на дно, вероятно.

Крашеной известью пеной переливается речка.
В октябре только яркие краски имеют смысл
на сером фоне. Где-то над лесом пасущаяся овечка
пробуждает к жизни забытые с возрастом мысли.
И в таком пейзаже думаешь, что недолго
уже мучить каблук, нащупывая дорогу
или что-то подобное. Липнет к спине футболка 
последнее солнце «греет» ещё понемногу,
отступая только перед лиловой тучей,
что, как толстая тётка перекрывает выход
на свежий воздух. И как бы на всякий случай
оставляешь мелочь на блюдце. Холодным дымом
тянет с участков, готовых к зиме как будто
Воображенье рисует заснеженный дачный остров
средь голых полей. Новым октябрьским утром
просыпаешься дома, и не задаёшь вопросов,
ожидая рассвета Можно, конечно, кофе,
если осталось, сварить на холодной кухне,
нарисовать на вспотевшем стекле незнакомый профиль,
от чего, по идее, должно становиться лучше
Но в окно, сквозь профиль, опять заползает туча,
липнет к рукам, как брошенная жвачка
на скамейке в парке. Опять становится скучно
на белом свете Такая вот незадача.
И овечка опять сбежала. Опять над лесом
ничего, что хоть как-то могло бы спасти картину
середины осени Гербарий хрустит под прессом
мусоровоза, собой удобряя глину

Я сидел на стуле не в силах пошевелиться.
Почему-то казалось  земля из-под ног куда-то
Потому-то, наверно, слеза не смогла скатиться
дальше складки у носа и замерла виновато.
Я смотрел на вещи, разложенные у двери 
это всё, что осталось: тетради, блокнот  на выбор,
да ещё карандаш в стакане  в конце недели
ты его позабыл, собираясь поспешно в Выборг.
Ты хотел уехать на время  забыть обиды
Да, действительно, время лечит. Порой успешно
Так, наверно, в салоне красотку обмажут глиной
и в конце сеанса она как бы вновь безгрешна.
Ты хотел на время, а выпала снова вечность.
И уже не спросишь  кто так замостил дороги
И откуда ветер но все облака навстречу.
И в холодной жиже опять утопают ноги.
Я смотрел на вещи у двери и мне казалось 
смерти нет, наверное, покуда доступна память.
Карандаш в стакане, тетради  какая малость,
может быть но тронь только их руками
и услышишь голос. Не шёпот уже неслышный,
различимый только, когда затихает ветер,
и морозным вечером тише в подвале мыли 
видно знают, что этой зимой ничего не светит.
Я услышу твой голос, и, может быть, даже почта
переправит весточку, будто и нет разлуки
Посмотри в почтовой корзине  так, между прочим 
там конверт с пометкой  умершему прямо в руки.

Фонарь наддверный начал угасать
к исходу дня. Зашевелились тени,
стараясь искру малую поймать
огня, чтоб не попасть за двери

Помню, давно это было  я ждал на вокзале.
Ты не спешила, ждала, что отправится поезд,
пряталась за расписаньем, пока не сказали:
«Поезд Москва-Ленинград отправляется в восемь».
Можно букет теперь выкинуть в урну у двери 
так на прощание, видимо, ты не решилась 
взять на себя, одним разом, все в мире потери,
чтобы потом, в окончании, с ним не случилось!
Видимо, всё-таки лучше печать и разлука
в недоумении, в недосказании  просто,
как продолжение, как вековечная мука
с переживанием  да!  но уже без вопросов.