«В соседнем доме хоронили старика»
В соседнем доме хоронили старика.
Три человека рядом, у подъезда
о нём печалились. Один издалека
приехал, видимо следы от переезда
на нём остались. Пыль всегда есть пыль,
как ни отряхивай Старик в простой рубахе,
без пиджака, лежал. Должно быть, был
он не сторонник что ему от праха
хорошей ткани. Голая Душа
всё, что осталось, да вот эти трое
у дома, где он прожил неспеша
почти что век и даже был героем
очередной неназванной войны.
Как назовут потом другое дело.
Он отдал всё для маленькой страны,
которую любил так неумело
и так по-детски. И она сполна
ему отвесила квартирой в этом доме,
где всё и кончилось. И даже не видна
уже луна в его дверном проёме
Поспешно гроб поставили в авто.
И эти трое, примостившись рядом,
и четверо, как будто бы в пальто,
закутались в железную ограду.
«Я отправил обратно тебе твои письма. Прочти»
Я отправил обратно тебе твои письма. Прочти
как-нибудь на досуге, что ты написала когда-то,
разметав по странице полжизни, где, как ни крути,
в каждой строчке один, я один был во всём виноватым.
Я теперь на другом континенте, но даже сюда
иногда долетают слова в полосатом конверте,
что опять я во всём виноват, что сплошная беда
от того, что рассталась со мной на другом континенте,
где сплошные ковбои и мысли, как счётчик в такси
чик-чирик новый цент опрокинулся в чью-то копилку,
но не скажешь водителю лихо, как дома Вези!
всё равно не поймёт он с другой части света. В обнимку
в пресловутом кафе, допивая разбавленный ром,
с новым boy`ем, прочти свои письма, как раньше на память
и, наверно, сожги, оставляя багаж за бортом,
как ненужную кладь на таможне, что не пропустили.
Сентябрь
Если мне доведётся испить эту чашу до дна
дописать бы строку и сказать предпоследнее слово,
не лишившись рассудка, или, как в просторечьи ума,
направляясь туда, где для встречи давно всё готово
Может быть, в тех краях, повезёт, и я встречу того,
кто мне так нашептал, кто отвесил мне полною мерой
на короткую жизнь, чтобы было, как в старом кино,
где прибытие поезда тонет в натянутых нервах,
ожидающих чуда, как в вымысле белых страниц,
что до первого росчерка ручки живут ожиданьем,
или даже предчувствием, что среди множества лиц
вдруг найдётся одно и прервётся бумаги молчанье.
Может быть, когда кончится осень, и выпадет снег,
я успею ещё расписаться на белых снежинках
чёрной веткой, упавшей под ноги Как короток век!
и особенно осенью в жёлто-зелёных картинках.
«Когда в огне сгорает ветка ели »
Когда в огне сгорает ветка ели
остаток новогодней жизни утром,
соседи, выспавшись, качают на качелях
своих детей, ворча ежеминутно
на время суток слишком, слишком рано.
В огне иголки плавятся как будто.
Смола вчера на краешек дивана
стекала с ёлки, застывая мутной
слезой на память. И остаток ночи
она смотрела на огни на ёлке,
что утром выгорают между прочим
и высыхают, как в огне иголки
«Ночью, когда почти что сойти с ума»
Ночью, когда почти что сойти с ума
от тишины, зарываюсь лицом в подушку,
теребя простыню, оставшуюся без тебя,
как холодное зеркало трогаю. Ночь в душу
заползает сумрак, стекаясь по всем углам,
как вода из крана, как вымысел той же ночью,
доводя до абсурда возможность сойти с ума
Только ночью жизнь оказывается короче.
«О, бессчётный гербарий, спрятавшийся в лесу!»
О, бессчётный гербарий, спрятавшийся в лесу!
Только осень знает, как короток век у листьев,
только ветер знает, куда их потом снесут
на поживу земле холодной, но в этом смысле
человек сгодится не хуже, чем вся листва
на прокорм цветочкам и прочим банальным мыслям
о величии замысла И выцветшая трава
дополняет пейзаж, готовый расстаться с жизнью
в середине осени. Капает мелкий дождь,
размывая картину, как кисточкой по бумаге.
И раскисшим утром уже никуда не дойдёшь,
добавляя к дождинкам ещё и солёной влаги.