«Под музыку с небес слетает»
Под музыку с небес слетает
докладная
неведомо кому, но в образе стиха:
позвольте доложить, что эта жизнь земная
единственная жизнь безмерно дорога.
Позвольте доложить, что время ускользает,
что предвечерний сад как будто бы горит,
что если человек внезапно исчезает,
о нём ещё не раз листва заговорит.
Проводы в Германию
Пахнет садом Гефсиманским
Не целуй через порог.
Может, с паспортом германским
будешь счастлив. Дай-то Бог.
Передай привет мой Гейне
мне ирония сродни.
Что теперь топить в портвейне
наши прожитые дни!
Стул непроданный изломан,
и затоптан половик
«Herz, mein Herz, sei nicht beklommen
und ertrage dein Geschick»[2].
«Воспоминанье в стиле оригами»
Воспоминанье в стиле оригами
Бумажный олененок на окне.
Мне восемь лет. Я прижимаюсь к маме,
а мама прижимается ко мне.
Воспоминанье в стиле оригами
Я рву стихи. Я пробую свести
все счеты и обиды между нами.
А мама шепчет: «Господи, прости».
Воспоминанье в стиле оригами
Куда же ты пропал, олений след?
Как холодно. Я свечку ставлю маме.
Мне страшно быть должно. А страха нет.
Первая любовь
«Дни человека как трава»
(Пс. 102:15)«Постой!»
и холодок по коже.
«Постой!»
и оборвется бег.
Трава была нам брачным ложем
и на себя взяла наш грех.
Там, где довольно было взгляда,
ты все подыскивал слова,
а я подумала: «Не надо:
дни человека как трава».
Травинку горькую кусая,
я знала все твои права
и по траве ушла босая
Дни человека как трава.
«Мне ангелы снятся и, кажется, нет им числа»
Мне ангелы снятся и, кажется, нет им числа.
Которую ночь почему-то мне ангелы снятся.
Один охраняет от сглаза меня и от зла,
пока остальные в слепом коридоре теснятся.
Вот ангел второй застывает у чёрных дверей.
А третий прозрачным крылом заслоняет собрата.
Четвёртый мне на ухо шепчет: «Беги поскорей!»
«Беги поскорей» повторяет задумчиво пятый.
Куда мне бежать и о чём эта смутная речь,
возвышенный шёпот и трепет, намёки и знаки?
Зачем столько ангелов? Как я смогу уберечь
их бедные крылья в такой тесноте и во мраке?
Портрет художника
Художник пилигрим, а может, шут бесстыжий
«Да, живопись свобода», мне он говорит.
Но Господом к нему приставлен ангел рыжий,
который часто сам не знает, что творит.
И путается в красках замысел славянский,
а в доме нет еды уже четыре дня,
и кажется, вот-вот взорвется конь троянский,
и вспыхнет на холсте пурпурная резня.
На площади толпа гудит, как ипподром.
Нет, избранный сюжет не кончится добром.
На свежем полотне подрагивает охра
Не трогайте рукой: Эллада не просохла.
«Сквозь яркую зелень то синь, то сирень»
Сквозь яркую зелень то синь, то сирень,
какое цветов и тонов наслоенье!
Но если пейзаж повернуть набекрень,
то станет понятно мое настроенье.
Я жду, я меняюсь в лице каждый миг,
я злюсь, я стараюсь от слез удержаться,
но вот на аллее ваш образ возник
и стал постепенно ко мне приближаться
и стал постепенно бледнеть антураж
А сердце мое наполняется светом
по мере того, как прекрасный пейзаж
становится вашим прекрасным портретом.
«Двух убогих тебя да меня»
Двух убогих тебя да меня
Бог решил обогреть у огня.
Что, мой ангел, уютно?
Уютно.
Можно спать до утра беспробудно.
Что, мой ангел, тепло ли?
Тепло.
Дай твое поцелую крыло,
и ладони, и шрам у виска.
Жизнь, как видишь, не так уж горька.
Будем счастливы мы до рассвета.
Бог недаром сюда заглянул.
Что, мой ангел, ты скажешь на это?
Нет ответа
Мой ангел уснул.
Старая пьеса
Эта старая пьеса всегда современна.
Время действия вечер, и он же суфлёр,
место действия комната, здесь же и сцена.
Вы готовы на выход, мой добрый партнёр?
Что ж, начнём. Положите мне руки на плечи
Вот уже антураж стал едва различим.
Исчезает суфлёр затянувшийся вечер.
Вы забыли слова? Ничего, помолчим.