Некоторое время Векша лежал, зевал, вздыхал и почесывался, ни о чем особенном не думая. Затем, кряхтя, уселся и уставился мутными от сна глазами на оберег-ладинец, висевший на противоположной стене. «Пить охота. Дойду-ка до колодезя. Потом можно и делами заняться» лениво подумал Векша. С наслаждением потянувшись, он встал со скамьи и пошел на выход из избы, чуть прихрамывая на затекшую ото сна ногу.
Широко распахнув скрипящую дверь, Векша зажмурился, хотя солнце и не показывалось. Утренний туман у реки уже рассеялся, но воздух оплывал влагой. Крапал дождик. Поежился Векша, завернулся в прихваченную с лавки шкуру и окинул взглядом открывшуюся перед ним картину.
Мертвая деревня предстала перед ним в полной красе. Некоторые избы выглядели нетронутыми, но за ними, ближе к центру Лукичей, начиналась разруха. Одни лишь грязные печи да полуистлевшие от огня бревна. Альвы постарались на славу. Пожгли срединное место там, где стояли Священный столб и Требница. Но дома, стоявшие поодаль, пламя пощадило. Только стены опалило.
Ближайшая изба закрывала Векше вид на его дом. Чуть поколебавшись, мальчик двинулся к родному месту. Пить ему расхотелось. Вид погибшего села при дневном свете пугал по-своему, хотя и не так, как ночью.
Прошел Векша несколько шагов и растерянно остановился. Не было вокруг мертвецов. Вообще никаких ни людей, ни животных, ни каменноликих. Но как? Помнил он, что в ночь нападения земля была залита кровью и повсюду корчились умирающие. Даже стены изб были окрававлены, влажно блестя в сполохах факелов. Лежали повсюду отрубленные головы, руки и ноги. Полз, таща за собой длинную ленту собственных кишок, мычащий от ужаса молодой мужик, а над ним стоял замахнувшийся для добивающего удара нелюдь. Чуть поодаль сутулый каменноликий тащил по земле визжащую бабу, а за ними бежал, плача и размахивая ручками, зареванный ребенок. С диким и неистовым от боли воплем бились о стены домов и топтали друг друга и людей горящие животные коровы да лошади. Кровь была повсюду. Казалось, нет того дождя, что сможет когда-нибудь смыть ее со стен домов и травы. А сейчас и следа от той бойни не осталось.
Лукичи выглядели так, будто годы прошли с ночной резни. Мрачно стояли отполированные солнцем и дождем до блеска и чистоты срубы с просевшей крышей. Зеленая и омытая росой трава доставала до колена и это посреди села! Ни скелетов животных, ни людских останков.
Призадумался Векша. Неужто забрали альвы мертвых людей и животных? А вот зачем о том думать ему совсем не хотелось. Он вообще старался не вспоминать о последних днях. «Каких днях, дурень?» подумал Векша. Тут уж точно не один день прошел. Да и не месяц. Выходит, я у Могильной Хозяйки не меньше года прогостил? Чудеса»
В хате Кущихи пыль скопилась, да трава с бурьяном прямо на крыше проросли. Деревня погибла несколько суток назад, а лес уже прибрал ее к себе. Между домами прорастали молодые побеги деревьев; огороды, так же как и селянская тропинка, заросли буйной травой. И, главное ни трупов, ни крови. «Это что ж выходит? задавался вопросами Векша, аккуратно переступая через вросшее в землю колесо. Давно все произошло? Но было ведь недавно. Сколько меня не было? Мора, подскажи мне, неразумному». Однако Мора не явилась и не ответила.
Годы Сначала испугался этой догадки, однако, поразмыслив, обрадовался. Получается, что каменноликие давно ушли из этих мест. И верно чего они здесь забыли? У них свои земли есть, где они живут богато и никого к себе не пускают.
Пробираясь сквозь высокую траву и тонкие деревца поплелся толстяк к родной избе, где жил он с сестрой да приютившими их дядей с теткой. Двор здесь был особенно заросшим: даже дикая малина успела прижиться, а прямо у входа в дом пробивалась из земли молодая береза.
Трава шевелилась под прохладным утренним ветерком. Дождик накрапывал, а изба стояла перед ним обожженная, с выломанными дверями. Крыша провалилась, отчего некогда крепкий и большой дом выглядел совсем жалким. У подростка задрожали губы и защекотало в глазах, когда увидел он лежащее на пороге избы разбитое девичье зеркальце. Снова промелькнула перед глазами страшная смерть сестры; вспомнил, как кричала она, билась в кровавой пыли и звала на помощь. Миланица была красивой и веселой девушкой. Теперь ее не было, а скормившие ее собакам альвы живы.
Векша подошел к родному порогу, уселся на него и заплакал. Рыдал он в голос, долго всхлипывая, размазывая слезы и сопли по испачканным медом, землей и золой щекам. Всем сердцем ощущал он свою слабость и одиночество. Совсем один остался. Не было больше никого. И никогда не будет. Прочувствовав это, Векша зажмурился изо всех сил и злобно-неистово заорал в полную мочь что-то нечленораздельное.