И вот остались они вдевятером и стали думать сами. Были боги совсем юными, и хотели свою жизнь сами создавать. Братья думали и делали, а сестры наблюдали, как из глины, воды и огня лепили они свои игрушки. Волос со Зварогом людей вылепили по своему образу; Одер с Химдалом коротконогих свергов, коих мы гномами прозываем; а Грогг-урз и Барр-урз могучих, подобных зверям, уруков в точности таких же, как они сами.
Взяли да расселились их творения по Уделу. Стали города строить да меж собой спорить, кто лучше своим Богам служить будет. Братья войной и законами правили, а сестры за ними, как и положено послушным бабам, прибирали. Так и стали смертной дорогой Сумеречные Сестры заведовать Мора, Хелла и Карада. Но чужих детей не водили по последнему Пути. Только своих. Так и жили тысячи лет, пока не исчезли людские боги-братья, оставив одну Мору.
А куда боги делись, дедушка? удивился маленький Векша и даже палец из носа вынул так ему интересно стало!
Возгарь расческу свою за пазуху засунул. Внука по голове погладив.
Кто же их знает Волхвы сказывали, что настало время, когда перестали Светлые Братья на молитвы отвечать. Лишь Мора Могильная Хозяйка людям являлась по-прежнему. Кроме нее, голубушки, нет больше у племен человеческих заступников. Встречает она покойничков и путь им указывает. А иногда в Удел спускается, дабы живым советом помочь. Сказывают еще, что ищет она братьев своих да не может найти.
Дверь в горницу скрипнула. Домашние с поля вернулись. Векша вскочил и к родителям побежал, чтобы дедову сказку им пересказать. Дед улыбнулся и следом за внуком пошел.
Глава IV
Мора молчала, перебирая спицами, а Векша все ждал, когда она заговорит. Боязно было первому к Хозяйке обращаться.
Альвы тебя зачем оживляли? вдруг спросила она у Векши. Как это сделали? Никто до них такого не делал.
И добавила задумчиво, увидев, что Векша плечами пожал:
Ну, да, откуда тебе знать. Такого отродясь в Уделе не было. И что это за лиходейство такое, чтобы душу свободную в мертвое тело возвращать? Еще безголовый этот не живой, не мертвый Откуда пришла к каменноликим такая власть?
Отложила пряжу. Потемнело лицо богини.
Втянули в заговор против моих детей неразумных свергов и уруков, истребили мой закатный народ, последнего истязали и мучили. Договор нарушили, песьи дети.
В ее голосе была ярость. «Это она не ко мне обращается. Сама с собой говорит. Привыкла, небось. Одна же живет» догадался Векша.
И пока бормотала Могильная Хозяйка, сама с собой советуясь, присмотрелся Векша от нечего делать к тому, что Мора пряла. Это была простая скатерть. Простая да непростая: сами собой на белой ткани проявлялись по всей длине искусные рисунки, вместе образующие тонкое письмо. Векша решил не удивляться.
Нравится? заметила его любопытство богиня.
Да, хозяйка, ответил Векша. Тем более, что скатерть ему и вправду приглянулась.
Тебе отдам. Но потом, сказала Мора. Когда сделаю.
Где я ее стелить буду? У меня теперь и дома-то нет, изумился Векша.
А вдруг будет? прошептала Мора, склонившись над столом, будто кто подслушать их мог. Потолковать с тобой хочу, дитя.
Темная Сестра вдруг пристально вгляделась в окно, словно увидела там что-то. Нахмурилась. Векша сидел себе тихонько на лавке. Затем Мора вновь заговорила.
Альвы тебя от меня два раза забрали. Я знать хочу, как они это сотворили. И ты мне поможешь. Разумеешь, о чем я толкую?
Векша напряг немощные свои мозги, но сделать это было непросто. Почесав затылок, признался:
Нет, хозяйка, не разумею.
Мора встала со скамьи, обошла столешницу и подошла вплотную к Векше. Неожиданно протянула к нему руку и ласково провела по взлохмаченной макушке толстяка. «А рука-то холодная» вздрогнул подросток.
Помнишь, как последним стал из рода людского? Видел, как умерли последние закатные детишки?
Векша кивнул и понурил голову. В памяти его всплыли картины из недавнего прошлого. Село, срубы с резными крышами, частокол с охранными рунами на воротах, праздники медовые да мясные. Печной запах в его доме. Родичи, дедушка, храбрые мужи и любящие жены из племени рядовичей.
В темноте ворвались в спящие Лукичи альвы. Только свистнули вылетевшие из ночного леса стрелы и не стало дозорных, что у частокола сторожили. А за передовыми вошли в человеческое селище в полном молчании лютые альвийские воины. Рассыпались по домам и молча, с восковыми своими лицами, резали не успевших проснуться рядовичей.