Начальница молчала. Зато гневный прищур ореховых глаз был куда как красноречив.
Что, даже не поговорим? огорчился лже-Автандил. А ведь мы с тобой знакомцы старые. Да что там знакомцы! Я ж тебя, можно сказать, породил. Не ошибись я тогда с молнией вечно путаюсь в этих вольтах с амперами твои бы уже и косточки истлели. А так живёшь, здравствуешь, у меня под ногами путаешься. Эх, надо было шаровую запустить, это бы наверняка
Начальница презрительно улыбнулась, но не проронила и слова. В этом смысле она сейчас напоминала партизана на допросе.
Ну, не хочешь общаться, и не надо, рассудил нечистый, соскакивая со стола на пол. Действительно, что время терять? И так уж пятьсот лет с тобой воюю. Много чести! Я тебя породил я тебя и убью
Он взял шпагу наизготовку. Я кинулся вперёд, чтобы, согласно уставу полицейской службы закрыть начальницу грудью, однако лукавый сделал небрежный жест, и я со всего размаха налетел на невидимую упругую и совершенно непреодолимую стену. Заколотил по ней руками и ногами да что толку Изольда лишь покачала головой.
Слышь ты, козёл, не трогай её! заорало чучело, пытаясь соскочить со стены.
Нечистый дёрнул бровью, и чучело заткнулось, громко ойкнув.
Кто ж под руку говорит, укоризненно сказал лже-Автандил.
С этими словами он сделал стремительный выпад и
И ничего не произошло. Острие шпаги упёрлось в грудь Изольды, не причинив ей ни малейшего вреда. Начальница даже не шелохнулась.
Лукавый недоуменно оглядел Малюткину, потом шпагу и даже потрогал кончик.
Острое, сообщил он сам себе. Что за фигня?
Последовал новый выпад ещё более стремительный. Результат тот же. Изольда стояла, как вкопанная, и лишь клинок, наткнувшись на грудь, гибко согнулся чуть ли не пополам. Лже-Автандил отступил назад.
Ага! сообразил он. Да ты, никак, бронежилетом утеплилась?
Вместо ответа Изольда с надменной улыбкой распахнула блузку. Взгляду открылась высокая грудь, обтянутая кружевным черным бюстгальтером, и ослепительно белая кожа. Я невольно сглотнул. Чучело на стене восторженно закатило глаза (нашло время). Даже связанный Саша Кириллов отчётливо крякнул сквозь скотч на губах.
Срам прикрой! рявкнул нечистый. Умри достойно!
И с утробным воем принялся наотмашь рубить Изольду. Малюткина стояла, заложив руки за спину, и холодно следила за действиями противника.
Я ничего не понимал. Судя по приложенным усилиям, лукавый должен был трижды изрубить начальницу в спагетти, однако ни шиша подобного! Шпага отскакивала от Изольды без малейшего ущерба для жизни и здоровья.
Саша Кириллов возбуждённо мычал. Чучело взволнованно клацало зубами. Ванька внимательно следила за ходом сражения, медленно поворачивая головку влево-вправо.
Спустя десять минут лже-Автандил запыхался и отступил.
Ты что подсунула? заорал он на Изольду, с отвращением отбрасывая шпагу. Кого обмануть пытаешься? Это что за игрушка?
Ты сам выбрал оружие, хладнокровно сказала Изольда, впервые за всю сцену разомкнув уста.
А теперь выберу другое, пообещал нечистый. Пошутили и хватит. Сейчас тебе будет второй акт Мерлезонского балета. Он же последний!
Лже-Автандил воздел руки, что-то неразборчиво выкрикнул, и тело в сером костюме мягко обвалилось на пол. Насколько я мог разглядеть со своего места, признаков жизни оно не подавало. (Чучело на стене тревожно задёргалось.)
Зато рядом возник огромный рыцарь в матово-черных доспехах. Рогатый шлем, на котором забрало выглядело сущим намордником, упирался в подвальный потолок. В руке тускло отсвечивал длинный обоюдоострый меч.
Ну, это другое дело, удовлетворённо произнёс рыцарь. Голос из-под забрала звучал гулко и мерзко. В своём-то воевать веселее
И тут случилось неожиданное. Изольда тоже преобразилась. Да как!
Подполковник Малюткина в джинсах и с кольтом на поясе исчезла. На её месте появилась высокая стройная девушка в длинном белоснежном платье с лицом благородным и прекрасным. От неё исходило неяркое, но отчётливое сияние. Светлые волосы рассыпались по плечам, высокий лоб подёрнулся морщинками, большие глаза беспощадно смотрели на врага.
Так вот ты какая, московская дева, прошептал я, невольно любуясь преображённой Изольдой.
Девушка сделала повелительное движение, и клинок, отброшенный нечистым, сам собой поднялся с пола, подлетел и удобно лёг в раскрытую ладонь.