Тьма отпустила его столь же внезапно, как и окружила. Открыв глаза, он судорожно вздохнул. Вонь исчезла, сменившись знакомым ароматом свежих булочек. Склонившаяся над ним бледная красавица смотрела из пелены застывших в её взгляде слёз.
А в них, в этих прозрачных каплях душевной влаги, квинтэссенции человеческого страдания, он созерцал отражение улыбки, больше похожей на хищный оскал.
Ледяные иглы жгучей боли впились под враз онемевшую кожу.
Автоматически он встряхнул крыльями, чтобы сбросить адское наваждение. Но обжигающие иглы не исчезли, продолжая буравить его тело.
Бросив взгляд через плечо, он увидел лишь кусок смятой белой простыни.
Какие, к чёрту, крылья могут быть у него, обычного человека? Но откуда тогда взялась эта уверенность, пусть и секундная, однако поражающая своей несгибаемостью, в том, что крылья у него есть? Или когда-то были А если их нет, почему же его донимает ноющая ломота над прижатыми к постели лопатками?
Ничего страшного, жить будет. Весёлый мужской голос ярким солнечным лучом заплясал в воскресшем сознании. Простоволосая женщина, с трудом сдерживая рвущуюся наружу боль, чуть заметно кивнула.
Он последовал за лучом нежданного света и увидел низенького полнокровного бодрячка, собирающего в увесистый чемоданчик медицинские инструменты. Почувствовав его взгляд, мужчина поднял голову и приветливо улыбнулся.
Ваше высочество, не смею вас больше задерживать. Проблемка ваша такая мизерная, что её вовсе нет. Вам не следует слишком резко вставать с постели. Проснулись, полежите маленько. Все мы знаем, вы человек очень деятельный, но, во имя страны, коей вы скоро должны будете управлять, поберегите себя!
Закинув в чемодан последнюю железку, врач поклонился и жизнерадостным колобком выкатился из комнаты.
Похоже, он один не боится меня и даже любит! Закончив фразу, он тут же осознал её чужеродность.
А почему он должен меня бояться? Меня и так все любят! мгновенно возразил он своему внутреннему оппоненту, неведомо каким образом, но имеющему отчетливый внешний голос.
Что я несу? почти тотчас согласился тот, и он сразу понял, что это был обманный маневр. И правда, я дурак. Врачишка наверняка сербский шпион.
Какой шпион? Сбитый с толку, он, тем не менее, продолжал отстаивать свою точку зрения, лишь в ней находя безопасное чувство единения с самим собой. У меня очень сильная разведка. Все вражеские проникновения под контролем.
Врач шпион. Его надо уничтожить, не унимался невидимый оппонент.
Нет! Он мой подданный. Честный подданный.
Софья!
Софья!
Два возгласа, почти одновременно вырвавшиеся из одного горла, как ни странно, ничуть не напугали обладательницу этого имени. Накрыв лоб мятущегося на кровати мужчины полной мягкой ладонью, она примирительно промолвила:
Франц, дорогой, успокойся. Всё хорошо. Ты же знаешь, эти последствия туберкулеза, который покалечил твою душу, не смертельны. Приступ надо просто пережить, полежать. Ты сможешь. Ты очень сильный человек.
Я сильный. Два голоса в одном ответе сплелись так тесно, что ей показалось, будто приступ прошёл.
Хотя раньше не было заметно, чтобы ты мыслил о себе в двух лицах сочувственно гладя мужа по щеке, Софья обречённо вздохнула.
Когда дверь за ней закрылась, он встал с кровати и быстро, пока страх не заполнил душу, подошёл к зеркалу. Затаив дыхание, он увидел там то, что и ожидал увидеть. Из стеклянной глади на него пристально смотрели два человека. Один, очевидно, тот, кого называли Францем, дальний знакомец. Несколько раз они встречались на деловых обедах и балах. Другой известный до мельчайшей чёрточки. Ещё бы, ведь это был он сам. Но только вот почему, когда он хотел поднять руку, рука поднималась не у него, а у Франца? Если он улыбался, губы растягивались не у него, а у Франца Когда он приседал, менял позу не он сам, но Франц Почему же этот отдалённо знакомый человек, не друг и не враг, вдруг стал ему столь близким? Почему душа его, Александра, убитого короля Сербии, поселилась именно в это тело?
Только выражать свою волю в словах они могли оба. Но Александр предчувствовал это было ненадолго.
Эрцгерцог, я всегда восхищался вашей проницательностью! Мягкий голос полковника фон Ааренау действовал лучше любого успокоительного. Верный друг, возможно, единственное надёжное плечо во всей империи Александр чувствовал это очень ясно, столь сильно было дружеское отношение души Франца к сидящему напротив человеку. Вы бесконечно правы, сменив систему тактических ходов именно сейчас! Мир, находящийся на краю войны, может быть спасён!