Никаноров мирно уснул, согретый тем, что он не одинок и есть люди, осмелившиеся протянуть ему руку тогда, когда многие этого уже боялись сделать, дабы не уронить тень на собственную репутацию.
Везёт же Сане Исаеву! Сидит себе на свинарнике! Лафа-а! Буряк мечтательно закрыл глаза.
А чё там хорошего? посмотрел на него Бедиев.
А чё хорошего здеся вот?
Здеся ничего, но и там, что там? Сидит Исаев, хвосты свиньям крутит. Хотел поваром в столовую попасть. Попал было, вроде, но не надолго. А по мне хоть в столовой, хоть на свинарнике не моё это! Но свинарник это вообще стрём! Даже не завидую!
Саня сам захотел на свинарник, подальше от полка. Подальше от этого зверинца! Буряк повёл глазами в сторону своих азиатских сослуживцев.
Оно так, только что он потом на гражданке говорить будет, дескать, в армии служил, хвосты поросятам крутил! Во лафа!
А по мне бы и так. Мне это занятие привычное! Почти как дома! У нас в Белоруссии народ хозяйственный, не то, что у вас!
А чё у нас, бесхозяйственный, что ли?
Ну, типа того! Вот и тебе в свинарнике работать впадло!
Ну впадло невпадло, так и что! Если я не крестьянин, то это не значит, что я бесхозяйственный, что ли?
Ладно, Буряк протянул Бедиеву горбушку хлеба, на, пожуй!
Эх, итит твою за ногу! Как медленно мы едем, Бедиев сменив тему, откусил кусок хлеба.
Угу, сквозь жёвку ответил Буряк.
У нас, на БАМе, в Верхнебуреинском районе, когда участок железной дороги сдавали, понаехало шишек тьма. Они захотели проехать в вагоне. Так их тянули ещё медленнее, чем нас. Впереди шёл человек по рельсам. А за ним поезд! Прикинь!
А чё так? открыл набитый рот Буряк.
Да рельсы-то на скорую, на мерзлоту накидали, чтобы в сроки уложиться. А по нормальному, насыпь нужно не один год укатывать! Мерзлота! Эт тебе не твой Бобруйск! Подтаивает постоянно, грунт оседает. Рельсы могут в любой момент разбежаться. И тогда поезд улетит к японской матери! Вот там «люди в штатском» и суетились. Рельсы впереди шли, щупали там, ни кто попало!
А эти шишки что, не заметили что ли ничего?
Заметили: «Чё так медленно тянемся», спрашивают, а им в ответ: «А это что б вы могли нашими окрестностями полюбоваться! Видите, как тут чётко, какая у нас тут красотища! Спешить некуда. Времени навалом!»
Уссаться можно
Эт шо-о! Там ещё и другой прикол был перед этим. Там придумали забить в шпалу последний «серебряный» костыль. Привезли его, блестящий такой, в коробочке с бантиком. А кто-то взял и стянул его! Прикинь! Подумал, что костыль тот и впрямь серебряный!
А он какой был?
Ну, хрен его знает. Ну, ты чё!? Ну, хромированный, наверное.
Так коробку открывают, а там итит твою за ногу! Пусто! Все сбились с ног. Ищут, а всё бестолку. Пришлось выкручиваться. Взяли обычный костыль, да быстренько его серебрянкой помазали и всех делов. Никто особо даже подмены и не заметил! А как комиссия разъехалась, так сняли все рельсы и ещё год или больше насыпь укатывали! А награды все получили! В местном бамовском музее даже эту памятную дату обозначили! Во, как оно у нас бывает!..
Здесь, в Чехословакии, хоть и не было мерзлоты, эшелон тянулся медленно, часто останавливаясь. На остановках некоторые солдаты спрыгивали на землю, демонстрируя из-под расстёгнутых кителей нижнее бельё, разминали кости, дурачились, из окон вагонов продолжали вылетать пустые консервные банки. Офицеры стояли кучками, курили, загоняли разболтавшихся солдат назад в вагоны, покрикивали. В голове эшелона вдоль платформ с техникой прогуливались часовые
Выгрузка
Полигон на ЛибавеЭшелон издал скрип и остановился. В ночи раздавались команды. Освобождались вагоны. Разгонялось тепло сновидений холодным ветром полигона. С платформ поползли горбатые коробки БТРов, выстраиваясь в колонну. Прошло больше часа в суете, криках, стуках кувалд, выбивающих колодки из-под колёс, закреплённых на платформах БТРов. Пехота, основательно продрогнув, приступила к погрузке на машины. Светало. Рассвет холодным туманом застлал пространство. Руки хватались за влажные грязные скобы на бронемашинах, открывали люки. Солдаты забивались внутрь железных коробок, издающих тепло, вперемежку с оружием, вещмешками и прочим имуществом.
Ротного к комбату! Раздался сиплый голос ЗНШа.
Из-под макушек хмурых сосен медленно всплывало утро.