Подошел компаньон миссис Уолш и положил дружескую руку на мое плечо.
Он говорит, типа, одобрительно Я знал, что вы хорошо играете. Я не знал до этого момента, насколько хорошо. Вы пойдете очень далеко.
Да, если полиция не велит свернуть и остановиться на обочине.
И вдруг, будто кто-то повернул выключатель, на меня свалился шквал аплодисментов. Мой благодетель присоединился к шквалу. Разговаривающие в глубине помещения перестали трепать своими дурными языками и уставились. Я глянул на миссис Уолш. Она не хлопала. Глаза ее сверкали, рот полуоткрыт. Фукс попытался исполнить каденцию на своем басе, но Паркер хлопнул его по затылку, и он затих.
Благодетель мой говорит Нет ли у вас визитной карточки?
Я встал, поняв наконец, что нахожусь в легком трансе, вынул бумажник, и дал ему карточку. Он вложил ее в свой нагрудный карман, что является дурным тоном.
Джулиан посмотрел на меня красноречиво. Я понял и тронул клавишу. Вежливый джаз, символ всеобщего равенства, устранитель стесняющей тишины. Порядок восстановился в течении следующих пяти минут, и разговоры в помещении продолжились. Многие посетители поблагодарили меня, прежде чем уйти, в тот вечер, и я улыбался им рассеянно. Благодетель и миссис Уолш ушли около полуночи. Он подождал, пока я устрою перерыв, и снова сделал мне комплимент, сказав, что я очень хорош, и что он посмотрит, не сможет ли он мне помочь с ангажементами.
Что я хорош, я и так знаю. Не все слова дешевы, но банальности все. Я бы предпочел деньги.
Глава третья. За кулисами
На улице было темно. Малком скоро приедет. Поспорив немного с родителями (они настаивали, что он хороший парень), Зиния, девушка, на чьи сиськи Юджин Вилье почти никогда не смотрел, та, о которой он думал, что она слишком молода и глупа, чтобы ее принимать всерьез, вылетела из гостиной хлопнув дверью и побежала наверх, прыгая через три ступеньки.
Полчаса она провела в своей комнате, обиженная, жалея себя. Изучив свое отражение в зеркале, она решила, что она красивая худенькая, миловидная, и переполненная трагическим изяществом.
Ее ровесники казались ей скучными и безмозглыми. Им нечего было ей предложить. Она предпочитала общаться с людьми постарше и таким образом появились Малком и Юджин, оба старше ее. К сожалению, поскольку некоторые остаточные признаки подростковости, которых она в себе не замечала, все еще наличествовали (яростное жевание резинки, любовь к намеренно уродливой одежде, и так далее), Юджин относился к ней скептически.
Монетка-пенни влетела в окно и приземлилась, звякнув, на полу. Зиния мрачно посмотрела на фотографию Юджина на прикроватном столике, поднялась, и подошла к окну.
Сидя на дереве, бросавшем тень на газон и часть улицы, в пяти ярдах от окна, на нее глядел Джейсон. Он улыбнулся и махнул рукой приветливо.
Привет.
Джейсон! Какого дьявола ты здесь делаешь? зашептала она сердито. Тебе нечем в этой жизни заняться?
Зиния, ты знаешь, что я тебя люблю, сказал он. Его латиноамериканский акцент звучал гуще, чем обычно, как всегда, когда он был взволнован. Слушай, а не пойти ли нам завтра в кино? Тебе и мне? Что скажешь?
Скажу нет. Скажу оставь меня в покое. Скажу, что сейчас я вызову полицию.
Эй, ты по прежнему видишься с тем черным снобом? С Малкомом? Знаешь, мне это не нравится. Меня это расстраивает Зиния.
Это еще не повод сидеть на дереве, как богомол.
Богомолы не сидят на деревьях. Но голова Джейсона слишком занята была другими мыслями, чтобы указать Зинии на ее ошибку.
Эй, ты ведь его не любишь. Я знаю, что не любишь.
Они еще поспорили на эту тему яростным шепотом.
Слушай, сказал он в конце концов. Это потому, что я родился в Гондурасе?
Да! сказала она, не шепотом, но обычным голосом.
Ее неприятие никак не было связано с этническим происхождением Джейсона. Просто она надеялась, что такой ответ заставит его слезть с дерева и уйти с газона, от дома, из ее жизни.
Сделалась пауза.
О, я понял, сказал он. Хорошо. Если ты оскорбляешь мою страну, тогда я не желаю тебя больше видеть.
Удивительно кажется, сработало!
Вот и хорошо, сказала она.
Сука ты неблагодарная.
И горжусь этим.
Иди на хуй.
Это ты иди. Ненавижу твою паршивую тараканью страну размером с блюдце, и тебя я тоже ненавижу. Уйдешь ты наконец?