Под доской В гостиной Когда уйдут Будет открыто
Кроме этих слов голос произносил еще какие-то, но их Николай уже не мог разобрать. Он отложил пирог и прижался ухом к стене. Где-то внутри кирпичной плоти бывшего ведомственного дома тихо, но отчетливо говорил человек нездоровый, пожилой, с лишним весом.
Еще раз тебе говорю, дурню. Сегодня вечером, когда менты уйдут, пойдешь в квартиру напротив. Зайдешь в гостиную. Там под доской, возле окна, в левом углу. Доску узнаешь она приметная. Дверь будет открыта. Не спорь со мной, я лучше тебя знаю! на этих словах голос сорвался на крик.
Вот бля, прошептал Николай.
Дурень, для тебя же стараюсь! еле слышно прорычал в кирпичной дали голос и умолк.
Было глубоко за полночь, когда на цыпочках, крадучись, он вышел из своей квартиры и подошел к двери напротив. Постоял, прислушиваясь, потом нажал на ручку дверь поддалась, приоткрыл ее и протиснулся в темноту. Включил предусмотрительно взятый фонарик, нащупал лучом дверь в гостиную самую большую, двустворчатую, вошел. У стены в луче фонаря на полу темнело небольшое пятно скорее всего, труп лежал на кровати, но полу тоже досталось, хоть и несильно. Запаха почти не чувствовалось.
Он опустился на колени в дальнем углу комнаты возле окна. Одна из досок паркета была немного темнее остальных, он загнал под нее отвертку, нажал и еле успел увернуться доска отскочила в сантиметре ото лба. Николай посветил: под доской лежала небольшая коробочка из-под зубного порошка, жестяная, голубого цвета, отец Николая хранил в такой рыболовные крючки и грузила. На коробочке было написано «С добрым утром!» и нарисованы часы, показывавшие семь.
Николай поставил доску на место и вышел из квартиры с коробочкой в кармане. Увесистая, она издавала звук, будто набита мелкой галькой.
Закрыв дверь, сел на пол. Потянул за крышку. Коробочка упрямилась, затем поддалась с тихим скрежетом, и через мгновение Николай, зажимая рот рукой, побежал в туалет, где его вырвало. Коробочка из-под зубного порошка была доверху полна золотыми коронками.
Свою первую добычу, а также отвертку и фонарь Николай той же ночью утопил в реке.
Голоса молчали два дня. Николай вздрагивал при каждом шорохе на лестничной клетке. Боялся, что придут, прознав о ночном походе. На третий день голоса заговорили снова неразборчиво, настолько, что даже не было понятно, сколько их, один или два. Николай свернул из листа бумаги конус и приложил к стене. Там продолжали беседу, и, судя по всему, их обладатели располагались в квартире сбоку от той, где жил Николай.
Он взял конус и вышел на лестничную площадку. На цыпочках подобрался к двери подозрительной квартиры, приставил конус к темно-коричневой обивке двери. Объемный шум чужой жизни. Детский голос, женский голос, быстрые шаги, клацанье собачьих когтей по паркету, но ничего похожего на голоса. Николай вернулся к себе и приложил конус к другой стене снова далекое бормотание, снова не разобрать ни слова. Он послушал следующую стену то же самое. Голоса как будто были повсюду вокруг него, за каждой стеной.
Они наверху! догадался Николай. Достал с антресолей пыльную и скрипучую стремянку, разложил и полез под потолок. Ничего нового. В бумажном конусе все то же бормотание. Ничуть не громче, ничуть не тише. И по-прежнему ни слова не разобрать.
Да кто вы такие прошептал Николай, и тут же со всех сторон, сверху, снизу, мощно, раскатисто, как будто кто-то могучий и басовитый стоял за спиной, раздалось на всю комнату и на всю его черепную коробку.
КИРПИЧИ, БЛЯДЬ!
Николай дернулся, оборачиваясь, уже падая со стремянки, никого позади себя не увидел, а затем приземлился головой на паркетный пол и затих.
Он лежал на полу однокомнатной квартиры в бывшем ведомственном доме без сознания, в глубокой отключке, и видел: перед его закрытыми и повернутыми внутрь себя глазами находилась гигантская земляная воронка, в центре которой был котлован. Вокруг котлована происходило движение сотен и тысяч серых людей. Люди были одеты в одинаковую одежду серые ватники с номерами на груди. Люди шли колоннами, ссутулив плечи, шаркая ногами, шли вдоль стен воронки, сужая круги, и, по мере того как они опускались все ниже, стены воронки делались круче и люди соскальзывали вниз. Котлован постепенно наполнялся серой массой, эта масса больше всего напоминала бетонную смесь, в ней всплывали и лопались пузыри, масса поднималась и поднималась, а люди шли и шли, их не становилось меньше, как будто огромная сила затягивала их в эту воронку. Серая масса поднималась, набухала пузырящимся комом, который постепенно принимал очертания гигантского куба, куб рос, твердел, на глазах превращаясь в дом, а люди все шли и падали вниз, в основание и на дно воронки. А потом все закончилось. Не стало никакой воронки остался только гигантский куб дома с окнами на парк, и там, внутри, в одной из квартир лежал на полу, раскидав свастикой ноги и руки, Николай.