Извини, пожалуйста, говорит Алина, мило улыбаясь и забираясь на подоконник. Можем продолжать.
Кто это был? неожиданно для себя спрашивает Андрей. Как будто он ревнивый муж, которому Алина обязана отчитываться обо всех своих телефонных звонках. Он густо краснеет.
Да, ошибся кто-то номером! просто и по-деревенски певуче, с едва уловимым архангельским акцентом отвечает Алина. «Але-але», ничего не поняла. Не знаю, кто это!
Она располагается на подоконнике, ветер треплет ее волосы, она смотрит на свою грудь, потом на Андрея, и почти по-мальчишески спрашивает:
Ну чего, погнали дальше?
Хрущевки
Рядом с железнодорожной станцией Болшево Ярославского направления стоят пятиэтажные хрущевки разноцветные, как поролоновые кухонные губки: розовые, желтые, кислотно-зеленые, безоблачно-счастливо-голубые. Их построили почти полвека назад, чтобы временно расселить семьи военных-ракетчиков, которые днем были заняты наведением ядерных боеголовок на виллы Лос-Анджелеса, банды Нью-Йорка и улицы Детройта, и поэтому должны были иметь возможность хорошо спать по ночам, не страдая от возни соседей по коммуналке чтобы от недосыпа на нервяке во время дежурства случайно не нажать на красную кнопку и не превратить зарождающуюся голливудскую классику и рок-н-ролл в пепел постапокалипсиса.
Военные с радостью въехали в эти дома, обклеили их обоями с цветами, пленками для ванной с горными пейзажами, исчиркали дверные косяки отметками роста своих детишек, обставили мебельным гарнитуром производства ГДР и оборудовали телевизионными антеннами, на которых расселись сытые и безразличные ко всему советские голуби. Время шло, мир не сгорел в третьей мировой, Жаклин Кеннеди не превратилась в пепел, о чем, возможно, жалела, политические карты мира на стенах детских комнат подклеивались скотчем, дослужившиеся до полковников офицеры-ракетчики с унынием смотрели на потрескавшиеся потолки своих квартир.
Ракеты заржавели, шахты заросли полевыми цветами, громкоговорители на столбах покрылись густой паутиной, в бункерах для первых лиц воцарилась тишина, изредка нарушаемая шорохом мятых вкладышей от Love is и Turbo и журчанием подземных вод. Неуклюжий, слепленный из стекла и бетона засекреченный НИИ, в котором рассчитывали траектории межконтинентальных ракет, тяжело вздохнул всеми своими коридорами, лабораториями и переходами между зданиями, и прекратил существование. Военные собрали вещи, военные вернулись домой, к своим семьям, в разноцветные потрепанные временем пятиэтажки.
Они нашли новую работу, они научились петь, рисовать, писать, программировать и продавать недвижимость, они сделали ремонт, содрали обои и побелили стены. Дома-губки налились цветом, они впитали в себя кровь, слякоть и тревогу совка, и из них снова вышли красивые и умные молодые люди выросшие дети военных-ракетчиков, которые влезли в узкие джинсы, набили татухи и, как их родители, устремились на электричку к станции Болшево. Они отправились в Москву, чтобы создавать проекты, запускать стартапы и встречаться в «Жан-Жаке», они перелетели через океан и приземлились в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Детройте, а дома-губки впитали в себя нефть, кровь и меланхолию постсоветской эпохи, и опять под давлением земной атмосферы выпустили из себя новое поколение физиков и лириков лучшие умы, светлые головы, девчонок с пышными волосами, худощавых парней в парках, будущих топ-моделей, музыкантов и поэтов, снимающих дешевые квартиры в Подмосковье, чтобы хватало на краски, мастер-классы и инструменты.
Как случайная ошибка природы, генетическая мутация, которая вопреки своей нелепости оказалась настолько успешной, что стала с бешеной скоростью воспроизводиться во всех последующих популяциях, цветные хрущевки продолжали жить, дышать и сокращаться даже после того, как создавший их феномен навсегда исчез с политической карты мира, а человек, давший им имя, стал просто картинкой в поиске гугла, символом холодной войны, проигранной непонятно кем непонятно кому.
Электрички продолжали приходить и уходить от станции Болшево, голуби продолжали безразлично сидеть на антеннах, а седые офицеры-ракетчики в запасе, стоя у окна с телевизионным пультом в руке, смотрели на горизонт, поросший строительными кранами, и механически просчитывали в уме траектории межконтинентальных ракет, чтобы чем-то занять время, пока уедут на работу дети и нужно будет идти гулять с внуком.