Ленька машинально кивнул.
Серов перегнулся через парту и сердито прошипел:
Я не собираюсь тебе новую тему объяснять!
Да! поддакнула вредина Марьянова, сидевшая рядом с Серовым.
Ленька потряс головой и кинул растерянный взгляд за окно, где на короткий миг ему показалось, он увидел карлика из сна, доброхота учившего его готовить и прибирать, а еще карлик учебники не успел изучить, вспомнил Ленька, искренне жалея, что проснулся не вовремя.
Звонок на перемену прервал его размышления.
Ей богу! горячился Ленька в школьном коридоре. А зовут его Доброхотом.
Ну, положим, это не имя! возразил ему одноклассник Витька Бочкин.
Тут надо заметить, что некоторые люди вполне оправдывают свои фамилии. Так и Витька Бочкин был толстячком, и голос имел гулкий, доносящийся, будто из бочки. При этом Бочкин имел вполне положительный характер, никогда не психовал, а был добродушен и оптимистичен.
Неужели, бывают такие реалистичные сны? недоумевал Ленька Кот.
Однажды, перешел на доверительный шепот Витька, мне приснилась фея. Маленькая, с прозрачными крылышками, порхала надо мной и сыпала волшебной пыльцой.
И что? недоверчиво сощурился Кот.
Я летал! уверенно закивал Витька. Парил над деревьями!
Здорово! завидовал Ленька.
А проснулся, понял, что это всего лишь сон и нервы мои не выдержали, сообщил Витька, расплакался.
Это недавно было?
Давно, вздохнул Витька, но я помню до сих пор!
Кот вздохнул, тоскуя и мучаясь, поглядел в окно:
Как жаль, что это был всего лишь сон, мне доброхот понравился! и добавил, немного подумав. А зато я готовить научился, сегодня же попробую сготовить ту вкусняшку!..
Рассказ ученика
Обычно дети приезжают к своим бабушкам лишь на лето, но мне пришлось переехать насовсем. Бабушка сильно заболела. На семейном совете долго не совещались, а решили, надо так надо. Мама принялась делать бабушке уколы, она обладала так называемой «легкой» рукой и работала медсестрой, а отца взяли хирургом в местную районную больницу. Все соседи тут же принялись у нас лечиться. Отец долго не мог дойти с работы до дома, его все время останавливали болящие старушки с вопросами о проблемах своих старых тел.
Таким образом, родители мои оказались востребованными и на новом месте жительства, в принципе, небольшом провинциальном городишке, слава про них, как про хороших лекарей, росла и росла. Дело оставалось за мной.
Две школы, современные, большие, но единственные средние учебные заведения на весь городок были переполнены. Дети учились в две смены, если бы можно было учиться в третью смену, то есть ночью, директрисы обеих учебных заведений так бы и сделали. Они искренне пожалели меня, но отказали.
В единственной гимназии на меня посмотрели как на сумасшедшего. Дети в этом учебном заведении ходили на цыпочках, старое здание двухсотлетней постройки осыпалось и грозило рухнуть совсем, похоронив под собой и усердных, и мало усердных учеников, не говоря уже об учителях.
Директор гимназии, встрепанный, пожилой учитель с диковатым блеском в глазах провел меня по классам и коридорам, рассказывая трагическим шепотом обо всех несчастьях вверенного ему здания. Закончилась наша экскурсия возле стены, где сверху, донизу прошла новая трещина, младшеклассники, не осознавая всю опасность своего положения, хихикали и совали в трещину кулаки. Директор взвыл, бросил меня и через несколько мину, закатав рукава, уже наводил в ведре воды цементный раствор, намереваясь со старшеклассниками и свободными от уроков учителями замазывать новую напасть многострадального здания старой гимназии.
В целом получилось, что во всем городе мне более некуда было податься, кроме как православной школы при большом женском монастыре.
Школа в два этажа с квадратными чистыми окнами, занавешенными воздушными прозрачными кружевами очень мне понравилась. В просторном вестибюле при входе сидела строгая монашка в очках. Она следила за сменой обуви и тишиной в гардеробной. Пальто, плащи, куртки ученики вешали на плечики, как это делают дома с костюмами и платьями, после плечики цепляли за крючки, протянувшиеся длинными рядами во всю гардеробную с указанием номера класса. Мой класс восьмой, был на четвертом месте от одиннадцатого, последнего, где висели пальто строгого покроя, без подростковых фантазий и наворотов.