Конец выступления академика Алексей уже не слушал. Подумав о том, что Масалов дискуссию, по-видимому, скоро все-таки прекратит, он вдруг почувствовал себя уставшим, захотелось поскорее покинуть душный зал («сколько пустых часов прожито в его стенах!») и уйти домой лечь на широкую тахту, включить большой недавно купленный светлозеленый торшер и дочитать, наконец, «Петербург» Андрея Белого.
На улице уже густели сумерки, когда Никитин, осторожно обойдя расставленные в фойе столики, на которых неслышно шипели бокалы с шампанским, вышел на мраморную площадку большого крыльца. На чугунных столбах справа и слева горели большие матовые шары-фонари. Заметно остуженный к концу дня слабый ветер овевал лицо запахами сирени.
Алексей спустился на тротуар и минуту постоял, наслаждаясь свежим ароматным воздухом. Домой решил идти пешком и уже сделал было несколько шагов по тротуару, но остановился, услышав за спиной позвавший его незнакомый голос:
Алексей Васильевич
Оглянулся перед ним стоял седой, высокий человек в темносером костюме, тот самый, которому Алексей помог сегодня попасть на конференцию.
Извините Я Фролов, Григорий Васильевич, представился седой человек и застенчиво улыбнулся ему, кажется, нелегко было решиться на встречу с Никитиным (он, наверно, догадывался, что в ту минуту единственным желанием заместителя директора архива было желание отдохнуть от душного зала и поскорее возвратиться домой).
Чем еще могу быть полезен, Григорий Васильевич? Пригласительный билет на конференцию у вас, надеюсь, никто не проверил?
Спасибо. Мне очень хотелось послушать профессора Масалова.
Да, Иван Петрович талантливый ученый, Никитин старался говорить учтиво и вежливо, но получалось устало и сухо Алексей не верил, что незнакомец может сообщить ему что-либо интересное.
Фролов неловко переступил с ноги на ногу.
Время, Алексей Васильевич, сейчас позднее, вы, конечно, устали, поэтому скажу только главное.
Да, время, действительно, позднее.
Фролов посмотрел прямо в глаза Никитина (отметим, читатель, этот миг!):
Все, что сегодня на конференции говорилось о сгоревшем вагоне с документами, ложь. Выдумка, Алексей Васильевич!
«Это, наверно, второй партизан Бельцов с его сакраментальным «все бесстыдно врут», подумал Никитин, но все-таки спросил:
А вы, извините, знаете правду?
Знаю. И могу вам эту правду рассказать, Фролов заметно разволновался. Для меня вы человек, конечно, едва знакомый, можно даже сказать, вовсе не знакомый, и если бы не наша встреча три часа назад Но раз уж мы увиделись Рассказать о вагоне мне сейчас, кроме вас, некому. Если наше знакомство продолжится, вы поймете, почему.
Но слова
Фролов настойчиво перебил:
У меня, Алексей Васильевич, есть вещественные доказательства!
В эту минуту в Никитине дрогнуло сердце так иногда случалось во время археологических раскопок, когда под его скребком, осторожно снимавшим тонкий слой земли, еще ничего не было, но уже было ясно, что что-то обязательно должно быть.
Тогда Алексей сделал осторожное движение рукой, приглашая Фролова вернуться в здание.
Нет, нет, Алексей Васильевич. Наш будущий разговор, как говорится, на свежую голову. Я помогу вам узнать правду о вагоне, но вы примите одно мое необременительное условие: сначала я познакомлю вас с вещественными доказательствами без них мой рассказ не вызовет у вас доверия, покажется выдумкой. Но за доказательствами придется съездить недалеко Сейчас вы дайте согласие на поездку У меня есть легковой автомобиль, послезавтра в шесть вечера я могу позвонить вам на работу
Алексей к этой минуте уже не ощущал усталости и был взволнован не меньше своего таинственного незнакомца. Конечно, он поедет с Фроловым, и не только потому, что это недалеко. Но теперь уже и не хотелось вот так просто и вдруг, не поговорив, разойтись с человеком, который что-то знает (поверим человеку пока на слово!) о вагоне с документами. Поэтому ответ Никитина прозвучал неуверенно, будто решение, принятое им, было еще не твердым и не окончательным:
Я, Григорий Васильевич, наверно, приму ваше условие, но давайте мы с вами
Не будем зря терять время! Звоню вам послезавтра в шесть вечера. На работу, Фролов слегка поклонился и, быстро повернувшись, скрылся в большой толпе, уже спустившейся с мраморных ступеней на тротуар.