Кому Масалов позволит открыть дискуссию?
«Ну, конечно же, нашему», не сомневалась та часть публики, которая и душой, и пониманием жизни разделяла главную концепцию пятого сборника. Их представитель уже приготовился ринуться на трибуну с написанными дома и обсужденными в узком кругу дифирамбами профессору и его новой книге.
Слово предоставляется, профессор снял очки, золотая оправа сверкнула в зал веселым зайчиком Юрию Ивановичу Мрыкину.
«Мрыкину?! зашевелились первые ряды. А почему, например, не академику Федорченко? Не секретарю крайкома партии товарищу Бурбе? Почему, наконец, не доценту Линковскому? Дав первое слово местному демократу, известному болтуну и демагогу, профессор, кажется, допустил тактически неверный ход».
Но Масалов был умнее своих единомышленников.
Лидер демократов, скороговоркой отметив, что «трудившаяся под руководством профессора Масалова группа ученых проделала значительную и во многом полезную работу», примерами из «работы» эту мысль подтверждать не стал, а, не теряя коротких минут, отпущенных ему регламентом, от формальных и скучных реверансов сразу же устремился к полемике:
В сборнике, сказал он, снял очки, близоруко прищурился и с вызовом посмотрел сначала поверх зала, потом в сторону внимательно и строго глядевшего на него профессора Масалова, к сожалению, отсутствуют документы скажу точнее, отсутствуют даже те важные документы, которые многим из нас, благодаря перестройке и гласности, уже знакомы. И совсем нет
Демократы и их сбитые с толку оппоненты с одинаковым интересом следили за развитием еще не привычных для них мыслей: «кто-то упорно не хочет рассказывать нам всей правды уже московские газеты сообщили профессор Афанасьев на конференции в центральном доме литераторов в Москве привел цифры академик Сахаров».
Время, отпущенное Мрыкину, к неудовольствию зала (и особенно его задних рядов) быстро прошло, и лидер демократов, у которого, судя по его нахмуренному лицу, в запасе еще оставалось много и стрел, и острот, и цитат, вынужден был остановить поток умных слов и медленно сошел с трибуны.
Зал поаплодировал и тотчас же, не моргая, стал всматриваться в уставшее лицо неподвижно и молча сидевшего за столом президиума профессора.
Что скажет Масалов в ответ на «справедливую и убедительную критику», как считали задние ряды, а также на «наглое выступление беспардонного выскочки», как думали первые ряды?
Иван Петрович целую минуту молчал.
И никто не догадывался, что профессор в течение этой минуты продолжал разыгрывать перед залом хорошо им продуманный спектакль.
Масалов лучше демократов и их оппонентов знал, что именно будет говорить словоохотливый приверженец нового мышления, и очень хотел, чтобы зал непременно услышал это. Дав Мрыкину выступить первым, профессор делал обдуманный еще дома ход конем ход, который должен был защитить пятый сборник «Истории» с самой уязвимой и очевидной для критики стороны.
Иван Петрович, наконец, поднялся со стула и едва заметным движением руки поправил микрофон.
Книга, о которой мы сегодня говорим, голос профессора уже был полон печали, действительно, не содержит многих очень важных для истории нашего края документов. Но их нет в нашей книге не потому, что кто-то спрятал эти документы и, как выразился мною глубоко уважаемый Юрий Иванович, не хочет познакомить общественность со всей, в том числе и горькой правдой. Если бы документы были спрятаны!.. Я расскажу вам историю, которую до сих пор переживаю как личную драму.
Зал, забыв о перерыве, насторожился.
Профессор вернулся на трибуну.
В первые дни войны, начал он свой рассказ, когда немецкие танки были уже совсем рядом с нашим городом, местные чекисты успели отправить на восток вагон важных архивных материалов. Есть документ, подтверждающий этот факт. Вот он: «Вагон с архивными документами 8 июля 1941 года в 18.20 приняли для сопровождения наши сотрудники старший лейтенант П. Андреев и лейтенант Б. Гладков. В составе санитарного поезда 206 вагон в 20.00 ушел со станции К. в сторону станции Т. Начальник краевого управления НКВД полковник Д. Ф. Легких. 9 июля 1941 года, 21.00 часов». Эта телеграмма, отправленная на Лубянку, к сожалению, за годы войны была первой и последней вестью о вагоне. Командиры, сопровождавшие ценный груз, очевидно, погибли (при каких обстоятельствах, узнать не удалось), а вагон пропал. Уже после войны некоторые сведения о нем местная госбезопасность узнала из писем, полученных в ответ на свои запросы. Прочитаю эти письма.