Да не была я ни в каких санаториях, у Алекс даже не было сил злиться и сопротивляться подобным наговорам, ты ошиблась, поверь. Пожалуйста, позови кого-нибудь. Я задыхаюсь.
Нет, это была ты. Я тебя хорошо запомнила. Тебя зовут Света.
Да никакая я не Света. Меня зовут Александра. В санатории я с тобой не была. Я вообще никогда в жизни не была ни в каких санаториях. Ты перепутала.
Нет, Света, я никогда ничего не путаю. У меня потом еще долго нос болел.
Да не ломала я тебе нос. Посмотри лучше. Видишь, это была не я.
Ты. Теперь лежи молча, пусть тебе будет плохо.
Да пошла ты, дура!
«Так! Хреновые дела, мысли Алекс начали судорожно работать, несколько часов в таком положении я не выдержу коньки отброшу. Надо предпринимать какие-то меры».
Ей хотелось пить, курить, сходить в туалет, да что там говорить, хотя бы просто подышать.
Медсестра! немного громче крикнула она, медсестра, подойдите, пожалуйста! Я очень прошу, подойдите ко мне! Мне очень плохо, медсестра!
Замолчи, сучка, стерва, гадина, тут же раздался голос еще одной привязанной к кровати пленницы, Я тебя ненавижу, я всех ненавижу. Сволочи, гады, уроды! Что б вы все сдохли!
А-а-а-а-а, у-у-у-у, затянула свой жуткий вой другая «орушка».
Смело мы в бой пойдем за власть советов, и, как один, умрем в борьбе за это раздалось пение в углу.
Да-а-а, Алекс пожалела о том, что подняла шум, но мочевой пузырь лопался от скопившейся там жидкости, руки и ноги опухли, горло нестерпимо болело.
Отвяжите, отвяжите, отвяжите, в общем хоре ее голос был почти не слышен, но Алекс все еще надеялась на проявление какой-то человечности со стороны, пожалуйста, отвяжите
Как она пережила эту страшную ночь, Алекс сама не знала. К утру, она все-таки незаметно для себя «отрубилась», а, может, просто потеряла сознание. Ее разум был затуманен от лекарств и пережитых мучений. Проснулась она в огромной луже собственной мочи, руки и ноги уже не чувствовались, но отвязывать ее почему-то не спешили, несмотря на то, что другие пленницы давно получили долгожданную свободу и теперь радостно шмыгали по коридору туда-сюда. Шею, кроме веревки, еще что-то больно сдавливало и от этого «чего-то» исходило непонятное, но очень приятное тепло. Краем глаза Алекс неожиданно увидела, что на нее надета какая-то странная цепочка с кулоном в форме небольшой черной стрелочки.
«Откуда этот Гаврила на моей шее? мысли путались, кто это сделал? Зачем?»
Впрочем, это было неважно. Главное, что она проснулась, жива и невредима. А цепочка была красивой, насколько она смогла ее разглядеть в создавшемся положении. Почти черного цвета, из непонятного металла, но очень аккуратной, тонкой работы. Хотелось пощупать вещицу и рассмотреть поближе, но, увы, в данный момент это было невозможно
-А кушать сегодня будем?
Кормить нас будут?
А что сегодня на завтрак? Кашка?
Дайте покушать.
Казалось, в десятом отделении собрался в этот момент весь мировой изголодавшийся люд. Словно здесь кормили раз в полгода и по очереди: сначала одного, через шесть месяцев другого, еще через шесть третьего и так же всех остальных.
Ну, что? заглянула к Алекс уже новая медсестра, видимо, пока она была «в отключке», медработницы сменились, образумилась, красавица? Говорят, ты буянила ночью, все отделение перебудила, так что будешь теперь привязанная весь день лежать.
В сортир-то хоть можно сходить?
Нет, ходи под себя, заржала медсестра.
А шею можно отвязать? Я скоро задохнусь, она, впрочем, тут же пожалела о сказанном, потому что медработники в психушке так же, как и больные, не гнушались снять с больного какую-нибудь драгоценность или вещь, а ей почему-то было жаль расставаться с невесть откуда взявшимся подарком. Тем более что от медальона постоянно исходило тепло, которое грело не только ее шею, а и пробиралось, казалось, к самому сердцу.
Нельзя. А вдруг ты зубами себе руки и ноги отвяжешь. Покормят тебя в постели. Так что лежи и не вякай.
Не хочу я есть, с отвращением отвернулась от нее Алекс, оставьте меня в покое.
Ну, как знаешь.
Можно, я ее порцию возьму? тут же подскочила к медсестре какая-то толстушка.
Весь день прошел для Алекс как какой-то кошмар. У нее невыносимо болело все тело, несколько раз она мочилась под себя, и теперь задыхалась не только от удушья, но и от страшной вони собственных испражнений. А тут еще больные женщины то и дело подходили к ней, дергали за халат, смеялись. Несколько раз она уходила в забытье. В один такой момент вдруг очнулась от чьих-то ласковых прикосновений. Сначала Алекс подумала, что с нее на этот раз снимают медальон, однако кто-то боязливо, но настойчиво просто развязывал ей веревку на шее.