Алекс уже неоднократно отметилась и в четвертом, и в шестом отделениях, дважды из них принудительно, куда на этот раз пошлет ее судьба?..
Так, гнилые дыхалки, запомните: мои вещи трогать нельзя! Грозно предупредила она пациенток закрытого десятого отделения, по личному опыту зная, что только так можно уберечь хоть часть своих вещей, Я злая. Очень злая. Не дай Бог будете крысячить. Убью, и рука не дрогнет.
И отправилась в «большую» палату, где и определили ей место. Ничего непривычного для себя в отделении Алекс не обнаружила. Те же три палаты, что и практически во всех отделениях. Самая маленькая предназначена для «хороших» так называли медработники выздоравливающих и блатных. В «наблюдательную» укладывали особо тяжелых и буйных. Там же периодически оказывались те, кто посмел себя как-то неприлично вести. На привязи. В «большой» палате лежали остальные такие одинаковые и такие разные. Кто-то попал сюда после психологической травмы, кого-то «приговорили» «добрые» родственнички, чтобы отнять ребенка или дорогую недвижимость, кто-то просто был болен от рождения и о другой жизни не помышлял, ну и, конечно, преступницы
У Алекс болезнь заметили после того, когда умерла мать. Через год после похорон она впервые попала на стационарное лечение в психиатрическую клинику, где ей поставили диагноз «шизофрения». Через несколько лет оформили группу инвалидности, которая поставила жирный крест на всей будущей жизни. Пришлось забыть о мечте стать великой спортсменкой, «зарыть в глубокую яму» надежду получить высшее образование, удачно выйти замуж, нарожать кучу детишек
Сейчас ей шел тридцать первый год от роду. Она была высокой, красивой, жгуче-черной брюнеткой, с виду обаятельной и миловидной. Но грозный взгляд ярко-зеленых глаз, крепкая фигура и накачанный торс без лишних объяснений подтверждали реальность всех ее предупреждений, и заставляли женщин держаться от нее подальше.
Но каждая ночь в психушке, независимо от обстоятельств, сама делала свои гадкие дела: сумасшедших любительниц приключений не останавливали ни страх, ни совесть, ни строгий медперсонал. Они неизменно поднимались среди ночи и шли красть: продукты, мыло, туалетную бумагу и самую большую ценность в больнице сигареты.
Куда? схватила Алекс за руку худущую, похожую на скелет, обтянутый кожей, тетку, которая уже залезла в ее сумку и старательно тянула оттуда пакетик с сухарями, ах, ты, шмара! Я ведь предупреждала!
И, вскочив с постели, Алекс, крепко покачиваясь от снотворного, принятого накануне, со всей дури двинула воровке в зубы. Та перелетела через две плотно сдвинутые кровати и с грохотом упала на пол.
А-а-а, как больно! завопила женщина, О-е-ей, помогите, она меня убивает! Люди добрые, спасите, помогите!
Господи, да что там случилось? толстая санитарка, спотыкаясь, бежала по проходу, за нею спешила медсестра, а за ними десяток проснувшихся любопытных пациенток.
Ага, Тоньку побили, ура! радовались душевнобольные, меньше воровать будет. Еще ей вмажь, еще!
Давно по тебе, Тонька, дубинка плачет. Получи, наконец, свое.
Бей ее, бей, азартно покрикивали женщины и даже начали сами замахиваться на воровку.
Не надо, по-детски жалобно, но по-мужицки грубым, толстым голосом рыдала Тонька, мне и так больно, ой, как больно. Накажите ее.
Ага, накажите, санитарка покосилась на Алекс, накажешь ее, так она в другой раз придушит ночью. Пусть спит, ну ее.
А может, привяжем все-таки? засомневалась медсестра.
Так это ж помощь с мужского отделения придется звать. Не хочется будить среди ночи.
Впрочем, да. Да и не обойдешься здесь одним-двумя парнями. Надо звать четверых как минимум. Вон она, какая здоровущая!
Кого привязывать? возмутилась Алекс, у меня сбонзили, меня же еще и вязать? Да вы, что, ополоумели, что ли? У вас здесь вообще произвол какой-то творится! Вы лучше эту чуханку на Гагры отправьте.
Заткнись, убийца! замахнулась на нее медсестра, сейчас мы тебе галоперидола двойную дозу вколем, сразу успокоишься!
А что ж, нам Тоню, что ли наказывать? возмутилась санитарка, ее наказывать нельзя, она здесь дома. Не плачь, Тонечка, сейчас я тебе примочку сделаю, и все пройдет. Иди, ложись, моя хорошая, иди