Блейз, будто услышав его мысль, отозвался:
Когда фир болг воюют, они не убивают последних детей в роду. Считается дурная примета. Но и не воспитывают тоже.
Мирддин закусил губу, чтоб не зашипеть. Это все было сделано специально. Специально. А точнее, даже не специально, а просто им было все равно.
Вокруг сверкало и сияло лиловый. Багряный. Золотой. С ветки на ветку перепархивали какие-то пестрые птицы. И бабочки, размером с две ладони.
Авалон такой же? внезапно спросил Блейз.
Авалон дарованная земля, сказал Мирддин. Он стоит только на том, что отдано в дар. По доброй воле, с добрым намерением. Поэтому фир болг там не могут. Они не понимают даров. Не хотят понимать.
Они подошли к склону холма. На холме лежал Шон, иссиня-бледный, и Мирддин видел, как от него отходят нити к деревьям, к травам, к ручью... как жизнь уходит из него, насыщая собой локус. Ненадолго. Совсем ненадолго.
Она указала на Шона пальцем:
Погас.
Блейз наклонился Шону, послушал пульс. Покачал головой.
Ты можешь что-то сделать?
Мирддин вздохнул:
Для него? Ничего. У них как одна кровеносная система сейчас. Если я обрублю нить, он умрет.
Блейз помолчал.
А для нее?
Я мог бы отвезти ее в Каэр-Динен. Попытаться отвезти. Но это как... обрубить руки и ноги и привезти тело. Как... пытаться принести воду в горсти. Я довезу слишком мало... или вообще ничего не довезу.
Мирддин зажмурился:
Я мог бы рассечь. Они умрут... все... но это лучше, чем... так, он сглотнул. Она не остановится, Блейз. Она не сможет. Ее не научили, понимаешь? Просто бросили. А потом пришла Жажда, и вот... так нельзя, Блейз. Мы не можем уйти и всех оставить.
Конечно, Блейз кивнул.
Она подошла и протянула Блейзу ладонь. На ней красовались ягоды ежевики большие, черные, блестящие. Блейз улыбнулся своей рассеянной улыбкой, и взял с ладони ягоду.
Мирддин дернулся, но было уже поздно.
Она засмеялась, нежно, радостно и мелодично. Потом вдруг наморщила нос и тяжело вздохнула.
Почему ты вздыхаешь? спросил Блейз. Невидимые нити тянулись от него, как побеги, врастая в землю.
Она всхлипнула:
Гаснут. Все гаснут.
Тебе жалко? спросил Блейз.
Жал... жалко, недоуменно повторила она.
Были. Теперь нет. Грустно. Хочется, чтобы были, терпеливо объяснял Блейз. Жалко.
Она кивнула. Слеза пробежала по ее щеке и ушла в землю. Там, где она упала, взошел ландыш.
Блейз легко улыбнулся:
Это можно исправить. Отпусти. Он сжал и разжал кулак, показывая, как.
Она замотала головой:
Нет, нет! Все пропадет! Станет холодно!
«Холодно! Холодно! Хоооооо... ооооо», подхватили призраки.
Мирддин сглотнул и шагнул вперед:
Отпусти всех, и я смогу отвезти тебя на Авалон.
Она вздрогнула и наморщила лоб:
А-ва... А-ва-лон?
В Каэр-Динен, сказал Мирддин. Там цветут розы. Там фонтаны. Там всегда тепло. И там помогают. Всем, кому могут.
Это была правда. Не вся правда, но правда.
Блейз развел руками колыхнулась оплетающая его паутина, нити, расходящиеся в стороны. Теперь человек тоже мог их видеть.
Ты же знаешь теперь, что мы не врем.
Она кивнула. Закрыла глаза, обхватив руками щуплые плечи. Взвился и закружился вокруг ветер.
Рвались, рвались, рвались, паутинно-тонкие, серебристые нити. Лес стремительно увядал, блек, уходила, рассеивалась туманом его цветущая роскошь.
Призраки с протяжным торжествующим стоном уходили ввысь, в холодное небо.
Шон заворочался на холме, приходя в себя. Открыл глаза и уперся взглядом на стоящих перед холмом.
Ааа! завопил он, подбираясь. Ведьма! Ведьма!
Блейз приложил его по темечку. Шон обмяк.
Уж прости, парень, извиняющимся тоном проговорил Блейз. Полежи еще немножко.
Мирддин сидел на крыльце и чистил грибы. В принципе, не такое и плохое это занятие. Медитативное. После Каэр-Динен всегда так и тянет... помедитировать.
(Каэр при виде «подарочка» усмехнулась половиной рта ты опять?
Это не я, сказал Мирддин. Это Блейз.
Каэр только хмыкнула.
Мирддин некоторое время постоял, глядя, как она раздает указания. Холодный морской ветер обрывал лепестки с арок. Фир болг выворачивалась, пытаясь их поймать. У нее не получалось.
Я обещал, что будут розы, сказал Мирддин. Надо же было как-то... мотивировать.