Миа поджала губы, затем кивнула:
Я понимаю.
Игра продолжилась. Свиток отправился в рюкзак Никодимуса: он был слишком ценным, чтобы его использовать, но и без использования вызывал волну беспокойства у всех за столом. Несколько часов прошли незаметно, как это всегда бывает, когда ты во что-то погружаешься с головой. Настоящий мир отодвинулся на задний план, а воображаемый мир Элтона попал в свет рампы.
Миа оказалась смешливой, временами шокирующе грубой и весьма хитроумной, за счет чего она достигала задуманного. Я то и дело украдкой посматривал на нее. Она с головой ушла в игру, чего у меня так толком и не получилось, меня всегда что-то сдерживало. Я хотел быть похожим на нее. Если я и умру молодым, я хотел хотя бы выжать из жизни последние соки. Но собственную природу изменить невозможно. Даже если сама жизнь приставит ствол к виску.
Ты в порядке, Ник? спросила Миа, держа наготове в кулаке дайсы. У тебя бледный вид.
Все хорошо, отмахнулся я. Боль в ноге на мгновение ослабла.
В больнице тебя просят оценить свой дискомфорт по шкале от нуля до десяти. Ничего лучшего они не смогли придумать, но боль ничего не говорит о природе этого зверя. Боль может оставаться такой же, пока ты меняешься. Это как с поднятым большим пальцем на руке. Он закрывает обзор ровно настолько, насколько близко он поднесен к глазам. На расстоянии вытянутой уки он закрывает лишь кусочек неба. Поднеси его поближе, и он закроет собой почти все, выдворяя мир на периферию зрения. Игра помогла мне переключиться на что-то другое. Большую часть игры боли в длинных костях моих ног и дискомфорт в желудке лишь немного раздражали. Временами они были подобны копью, пригвоздившему меня к тому факту, что я болен.
Итак Элтон закрыл свой блокнот и сгреб в кучу дайсы. Игра продолжится в другой день, потому что мне пора. Он принялся запихивать книги в свою сумку. И что осталось узнать это все-таки в чем же прикол твоей шапки, Никки? Он широко улыбнулся.
Внезапно все взгляды устремились на меня. За столом я было и забыл о том, что на мне надета шапка. Она сразу же показалась очень тяжелой. Мне захотелось соврать. Сказать, что волосы у меня выпадают от нервов. Это называется «стрессовая алопеция». Я нашел термин в словаре. Но хотя мне было невероятно, исключительно, баснословно стыдно признаваться в том, что у меня рак, все-таки еще хуже было объявить о том, что я начал лысеть в пятнадцать лет без уважительной причины.
Да, почему ты в шапке, Ник? с улыбкой спросила Миа.
Во рту у меня пересохло, и внезапно я понял, что не могу справиться с дрожью в голосе. Словно я в любой момент мог разрыдаться или вытворить что-то в равной степени глупое.
Я не ходил в школу в этот четверг и в прошлый четверг тоже не ходил, потому что я был в онкологической палате.
Онко что? фыркнул Джон.
Палате? нахмурился Саймон. Типа, в больнице.
Рак, угрюмо сказал Элтон. Не круто, чувак. Над этой хренью не смеются. Не шути так с нами.
Я умолк. Хоть мое внимание и было поглощено попытками составить слова в предложения недрогнувшим голосом, я был поражен тем фактом, что все ребята сказали почти точно то же, что в моем странном больничном видении.
Я не шучу. Я стянул с головы шапку.
Молчание. Все четверо уставились на мою бледную макушку, проглядывавшую сквозь редеющие черные волосы.
Элтон заговорил первым:
Не, мужик Он встал со своего стула, его черные глаза заблестели. Этого не может быть.
Рак? прошептал Саймон, не поднимая глаз.
Только не в мою смену. Вопреки всем ожиданиям, Элтон обошел стол за три шага и буквально поднял меня со стула, чтобы обнять. Меня никогда до сих пор мальчики не обнимали. Да и девочки, если уж на то пошло. Только мать по особым случаям, да и две моих бабушки на Рождество. Я стоял, не зная, что делать с моими руками, стиснув зубы, чтобы не выплеснулись накопившиеся эмоции.
Черт. Джон понял, что он должен что-то сказать. По его лицу было видно, что он не может подобрать слова. Я, ну черт! Он стукнул по столу так сильно, что дайсы подпрыгнули, а фигурки опрокинулись. Тебя же вылечат, да?
Конечно. Я выскользнул из объятий Элтона. Мы же живем в мир чудес, не так ли? У меня в спальне есть компьютер! Ну «Коммодор-64»[8]. Я понял, что начал заговариваться. Я эм мне пора.
Я принялся запихивать свои бумаги и книги в сумку. Казалось, что ничто не хочет влезать.