- Мадам Розетт у себя?
Абдул пристально поглядел на трех летчиков и после некоторого колебания сказал:
- Мадам Розетт на верхнем этаже.
- Спасибо, - сказал Вожак. - Большое спасибо.
Таран заметил, что Вожак подчеркнуто вежлив с Абдулом. Они знали, кому-то не поздоровится, коли Вожак разговаривает таким тоном. У себя в эскадрилье, что бы он ни делал - руководил ли звеном самолетов, вел ли наблюдение за врагом или же готовился к полету, отдавая приказы, - он никогда не забывал сказать "пожалуйста", как не забывал сказать "спасибо", когда получал донесение. И вот сейчас он с изысканной вежливостью благодарил Абдула.
Они поднялись по голым ступеням лестницы с железными перилами, прошли первую лестничную площадку, затем миновали вторую - всюду было голо и пусто, как в пещере. Наверху, в конце третьего марша, площадки не оказалось - перед ними была стена, ступени вели прямо к двери. Вожак нажал на звонок. Они немного подождали, потом вдруг планка на двери, прикрывающая окошечко, скользнула вниз, и они увидели два маленьких черных глаза. Женский голос спросил:
- Что вы хотите, мальчики?
Оба, и Вожак, и Таран, сразу узнали голос.
- Нам бы хотелось поговорить с мадам Розетт, - сказал Вожак. Он произнес "мадам Розетт" на французский манер, стараясь быть как можно галантней.
- Вы офицеры? - продолжал голос, скрипучий, как надтреснутая доска, здесь только офицеры.
- Мы офицеры.
- Но вы не похожи на офицеров. Какие войска?
- Королевский воздушный флот.
Наступило молчание. Вожак понимал, что она раздумывает. У нее, по всей вероятности, были прежде какие-то стычки с летчиками, и он молил Бога, чтобы ей на глаза не попался Уильям с бешеным огоньком, пляшущим в зрачках, - Уильям все еще пребывал в состоянии той же безудержности, с какой он правил лошадьми. Планку вдруг отодвинули, и тут же отворилась дверь.
- Входите, пожалуйста.
Жадность все же пересилила, из-за своей жадности эта женщина даже не могла толком разобраться в клиентах.
Они вошли внутрь. Перед ними стояла сама мадам Розетт, собственной персоной. Маленькая, толстая, вся какая-то сальная; неопрятные черные волосы клоками свисают на лоб; широкое лицо землистого цвета с большим носом и крошечный рыбий ротик, над верхней губой - едва заметные черные усики; одета в свободное черное атласное платье.
- Пройдемте в контору, мальчики, - сказала она и, переваливаясь с боку на бок, как утка, двинулась налево от двери по длинному широкому коридору примерно в пятьдесят ярдов длиной и около пяти шириной. Коридор шел посредине дома, параллельно улице, и, войдя в дом с лестницы, надо было сразу повернуть налево. По обеим сторонам коридора шли двери, восемь или десять с каждой стороны. Если, войдя с лестницы, вы повернули бы направо, то попали бы в конец этого коридора, где тоже была дверь, за которой слышалось журчание женских голосов. Вожак решил, что это комната, где девушки переодеваются.
- Сюда, мальчики, - сказала Розетт.
Она зашлепала по коридору в сторону от комнаты, где слышались голоса. Все трое последовали за ней, впереди Вожак, за ним Тарак и последний Уильям. Пол в коридоре был покрыт красной ковровой дорожкой, с потолка свисали розовые светильники. Не успели они пройти и половины коридора, как сзади, из гардеробной, раздался крик. Розетт обернулась.
- Мальчики, вы идите в мой офис - слева последняя дверь, а я через минуту вернусь. - Она повернулась и пошла обратно в другой конец коридора.
Никто из троих не двинулся с места. Они стояли и следили за ней. Как только она подошла к двери, дверь распахнулась, и из нее выбежала девушка. Там, где они стояли, им было видно, что происходит у гардеробной. На девушке было зеленое вечернее платье, все измятое, светлые волосы в беспорядке разметались по лицу. Увидев Розетт, она застыла.