Девятнадцатилетие на орбите отметили. Мы ж все трое летние дни рождения у нас друг за другом в июне. Полгода там с остальными ребятами из «основной» шестёрки крутились. Учились, привыкали, обживались. Обратный спуск в капсуле как по маслу прошёл недаром упражнялись. Нам и другим троим космонавтам, которые чуть старше и опытнее были, окончательно зелёный свет дали. Звёздный экипаж теперь укомплектованным считался: я, Митька, Владочка, главный пилот Наталья Седых, биолог Елена Толстая и капитан корабля Сергей Черныш.
До экспедиции несколько месяцев оставалось, но мысленно каждый уже среди чужих звёзд парил. Дни по минутам расписали, и мы беспрекословно выполняли всё, что от нас требовали. Дедушка ко мне каждую неделю приходил. Его пускали. Иногда нам даже словом переброситься не удавалось, но он оставался, во время тренировок на меня смотрел. Я изредка его взгляд ловил и знал: он жутко мной гордился. Мне хотелось увидеть папу. Я спрашивал деда, почему тот не приходит. Ведь скоро строгий предполётный карантин, потом многолетняя разлука. Дед поговорить с ним обещал. Мы маму вспоминали. Дедушка всё повторял, что она бы тоже мной гордилась если б жива была.
Было ли мне страшно? Нет, не было. Скорее, просто улететь не терпелось. Меня не пугали и шесть лет в замкнутом пространстве я же с лучшими друзьями в это приключение собирался. Да и дел на нашу шестёрку по пути столько взвалили, что на скуку времени явно не оставалось.
Мы отрабатывали последний, особенно сложный манёвр в условиях гидроневесомости, когда Владочка сознание потеряла. Она пару раз дёрнулась, потом беспомощно руки раскинула да так и застыла. К ней тут же водолазы бросились. Потом спасатели рассказывали, что в шлеме вода плескалась, к стеклу желтоватые слизистые прожилки налипли. Все испугались, что разгерметизация произошла и она захлебнулась. Когда скафандр сняли, поняли, что Владу просто вырвало. Как тогда, в капсуле. Её быстро в чувство привели, но врачи назначили внеочередную серию подробных обследований. Таких оказий с ней уже много лет не происходило.
Мы с Митькой результатов у себя в комнате ждали. Минут через сорок в коридоре шум раздался, и к нам старший тренер влетел. Он не просто кричал, он бушевал. Я не сразу уразумел, в чём дело. А вот Митька Он весь пунцовый сидел и лоб дрожащими пальцами отирал. Оказалось, Владочка на сносях.
Часть пятая. Три процента
Владу по-тихому домой отправили. Причину в строгой тайне хранили. Я с Митькой не разговаривал, злился на него. Не столько потому, что он такую оплошность допустил и полёт сорваться мог, сколько оттого, что тот вслед за Владой не бросился, одной уехать дал. Испуганной, с разбитыми сердцем и мечтой. Я не знал, что такое без отца расти, но знал, каково без матери. Годы спустя ко мне осознание пришло, что Митька просто запутался. Между долгом мужчины и долгом космонавта оказался.
Через пару дней Митька прошение об отчислении из экипажа подал долг мужчины выбрал всё-таки. Молча свои вещи собрал. Уходя, тихо прощения попросил. А за что передо мной-то извиняться? Я не ответил.
Я словно опору потерял и замкнулся. Места Митьки и Владочки парень и девушка из дублирующего экипажа заняли. Оля и Макс. Хорошие ребята, но не близкие друзья. Дедушку ко мне теперь чаще пускали. Он просил не раскисать. Я как-то осмелился и спросил, почему он так хочет, чтобы я улетел, ведь мы могли никогда больше не увидеться. Дедушка ответил, что мою мечту знает и потому сам больше всего на свете желает, чтоб она исполнилась. После этих слов мне легче стало.
За месяц до отлёта я сам Митьке позвонил. Тот жутко обрадовался. Они с Владой помирились и сочетаться собирались. В их голосах молодое счастье звучало, и оно передалось мне.
Вспоминай наше сено, Стёп, когда будет тяжко. И меня, дурня, сказал мне напоследок Митька.
За пару дней до начала строгого карантина ко мне отец пришёл. У него бегали глаза, а все движения суматошными казались. Он сел на край кровати, включил свой планшет и на экран показал.
Видишь?
Первый раз за многие годы я слышал, чтобы он на нормативе говорил. На экране высветилась страница автотолмача. В строке исходника значилось: «Мы хотим мира». В строке переклада «Ви вонт пис»6.
Запомнил? А теперь глянь, если вот так написать
Он быстро стёр исходник и напечатал: «Мы хотим мир». В строку переклада тут же вылетело: «Ви вонт ворлд»7.