В котором часу вы обедали?
В половине восьмого.
Сколько времени прошло, прежде чем вы легли спать?
Моя жена отправилась в театр. Я ждал ее возвращения. К себе в спальню мы поднялись в половину двенадцатого.
Значит, четыре часа вализа оставалась без присмотра?
Никому не разрешается входить в эту комнату, кроме горничной для утренней уборки, моего камердинера и камеристки моей жены. И он, и она преданные слуги и служат у нас уже давно. К тому же ни он, ни она никак не могли узнать, что в моей вализе есть что-то кроме обычных министерских бумаг.
Кому было известно о существовании письма?
В доме никому.
Но, полагаю, ваша супруга знала?
Нет, сэр, я ничего не говорил жене, пока не хватился письма утром.
Премьер одобрительно кивнул.
Мне давно известно, сэр, сколь высоко ваше чувство долга перед обществом, сказал он. Я убежден, что секрет такой важности будет превалировать над самыми тесными семейными узами.
Секретарь по европейским делам поклонился.
Вы совершенно правы, сэр. До нынешнего утра я ни единым словом не упомянул моей жене про этот секрет.
А не могла она догадаться?
Нет, мистер Холмс, догадаться она никак не могла, как и кто-либо еще.
Пропадали ли у вас какие-либо документы раньше?
Нет, сэр.
Кто в Англии все-таки знал о существовании письма?
Каждый член кабинета был извещен о нем вчера, однако клятва хранить все в тайне, которая дается перед каждым заседанием кабинета, была подкреплена внушительным предупреждением из уст премьер-министра. Господи, только подумать, что несколько часов спустя я сам его потерял! Спазм отчаяния исказил его красивое лицо, и он вцепился пальцами в волосы. На мгновение мы увидели подлинного человека импульсивного, пылкого, крайне чувствительного. Тут же аристократическая маска вернулась на место. Кроме членов кабинета, есть двое или, возможно, трое министерских чиновников, знавших о письме. И больше никто в Англии, мистер Холмс, уверяю вас.
А за границей?
Полагаю, за границей его никто не видел, кроме писавшего. Я полностью убежден, что его министры что он не воспользовался официальными каналами.
Холмс ненадолго призадумался.
Теперь, сэр, я вынужден спросить вас, что более конкретно содержало письмо и почему его пропажа грозит иметь столь важные последствия.
Государственные мужи быстро переглянулись, и мохнатые брови премьера сошлись на переносице.
Мистер Холмс, конверт длинный, узкий, голубой. На нем печать из красного сургуча с оттиском льва, подготовившегося к прыжку. Оно подписано крупным властным почерком
Боюсь, сэр, сказал Холмс, что как ни интересны, ни существенны эти детали, мои расспросы касаются сути дела. Что содержало письмо?
Это государственная тайна крайней важности, и, боюсь, открыть ее вам я не могу, да и не вижу в этом надобности. Если с помощью талантов, какими вы, по слухам, наделены, вам удастся отыскать конверт, который я описал, со вложением, вы хорошо послужите своей стране и получите любую награду, которую мы можем предложить.
Шерлок Холмс с улыбкой встал.
Вы двое самые занятые люди в стране, сказал он, и в моей скромной роли у меня тоже много неотложных обязательств. Крайне сожалею, что не смогу помочь вам в этом деле, но продолжение нашей беседы будет только напрасной тратой времени.
Премьер вскочил с тем быстрым яростным блеском в глубоко посаженных глазах, который ввергал в трепет кабинет министров.
Я не привык начал он, но совладал с гневом и снова сел.
Минуту, если не больше, мы все просидели в молчании. Затем старый политик пожал плечами.
Нам придется принять ваши условия, мистер Холмс. Без сомнения, вы правы и с нашей стороны неразумно ожидать, что вы что-либо предпримете, если мы полностью вам не доверимся.
Согласен с вами, сэр, сказал более молодой политик.
Ну, так я расскажу вам все, полагаясь на вашу честь и честь вашего коллеги, доктора Ватсона. Могу также воззвать к вашему патриотизму, так как не представляю себе худшего положения, в каком может оказаться наша страна, если это дело получит огласку.
Вы можете вполне на нас положиться.
Так вот: письмо это от некоего иностранного монарха, задетого недавними колониальными успехами нашей страны. Написано оно было второпях и исключительно по его собственной инициативе. По наведении справок выяснилось, что его министры ничего про все это не знают. В то же время написано оно, к несчастью, в такой несдержанной манере, а некоторые фразы настолько провокационны, что опубликование его, без сомнения, приведет к огромному возмущению в нашей стране. Кипение страстей достигнет такого накала, сэр, что, говорю без колебаний, не пройдет и недели после его опубликования, как наша страна будет ввергнута в страшную войну.