Гвин втолкнула Ниад в контору и усадила ее.
- Все хорошо! - сказала она, пытаясь успокоить девочку.
- Откуда нам знать? - всхлипнула Ниад.
- Не тревожься! Очень хорошо, что мы от него избавились. Я искала случая выгнать его. Мне жаль, что ты испугалась ("И мне жаль, что я тоже испугалась").
Она налила стопочку спиртного и велела девочке выпить. Подумала, не налить ли себе, но поторопилась достать несколько медяков из своего денежного сундучка и вернулась на кухню. Отправив Тоба с медяками в конюшню, успокоив Шуму и убедившись, что обед не пострадал из-за этого происшествия, она вернулась посмотреть, как себя чувствует Ниад. От спиртного щеки у нее чуть порозовели. Гвин, успокоившись, закрыла дверь, села за свой стол и сделала вид, будто проверяет счета.
Сколько еще сможет она укрывать девочку? Сколько еще есть времени до того, как Мэй, Пауна или еще кто-то случайно не проговорится?
Беда отчасти заключалась в том, что Ниад была на редкость хорошенькой. Ей недоставало только уверенности в себе, сознания своего очарования, чтобы стать настоящей красавицей. Свои белокурые волосы Ниад стягивала ленточками в два коротких пучка над ушами, что в Далинге не было принято. У нее были большие синие глаза и губы как розовый бутон. Никакой взбитый крем не мог бы сравниться нежностью с ее щеками. Даже убогость домашнего платья не могла скрыть пышности ее бедер и груди, как и поразительную тонкость талии. В свои пятнадцать лет Ниад была самим совершенством в миниатюре, девочкой-куколкой. И внешность ее не была обманчивой: Ниад действительно была милой, невинной, простодушной девушкой, какой казалась.
Но главная беда заключалась в том, что весной Ниад заболела звездной немочью, которая в ее семье скосила всех остальных. Не все выживающие становились мечеными, однако Ниад болезнь превратила в ивилгратку. Она ведь не знала пределов своей силы, не умела владеть ею. Она же не чудовище, убивающее направо и налево, так откуда ей было знать свойства своей силы. И в испуге она могла употребить ее, сама того не подозревая.
Опасность-то угрожала Гольму. Да, он не упал мертвый у ног Ниад, тем не менее не исключалось, что он обречен на медленное умирание. Ивилграты были смертоносны.
- Я должна уйти отсюда, - прошептала Ниад.
Гвин обернулась к ней.
- Куда уйти?
- Куда глаза глядят. Я не могу оставаться здесь! Я навлекаю страшные беды.
- Вздор! Идти тебе некуда. Все это мы уже много раз обсуждали. Ничего страшного не произошло. И я не собираюсь выбрасывать тебя на улицу.
- Меня не надо выбрасывать, Гвин-садж! Я уйду са...
- Не уйдешь!
Большие синие глаза наполнились слезами.
- Но ведь закон...
- В болото закон! Неужто ты думаешь, что стражники обнажат на тебя мечи? Пригрози набить им кишки червями, и они разбегутся как мыши!
Чистая правда, но нескольких человек, обвиненных в том, что они ивилграты, обезумевшие от страха толпы побили камнями. А гостиницу тут же сожгут дотла. Гвин не стала упоминать про эти жуткие возможности.
- Клянусь Двоичным Богом, деточка! Или ты думаешь, что хуже Гольма и людей нет? К тебе пристанут, ты и лиги пройти не успеешь - да и куда ты пойдешь? А теперь допей и иди помоги Шуме с овощами.
Бедная Ниад покорно допила стопку, и, поглядев, как она возвращается на кухню, Гвин вспомнила, что и ее ждет работа. Ее все время ждала работа.
Она взяла грифельную доску и деловито вышла во двор. Пауна подметала галерею. Двор был пуст, если не считать Тибала. Он пересел за другой стол, лучше укрытый от солнца. А еще оттуда ему была хорошо видна дверь конторы. В руке он держал открытую книгу, но глаза были устремлены на Гвин. Со двора она ушла через кухонный коридор.