«дело (дела) Навального»
Характер и количество предъявленных Алексею Навальному обвинений беспрецедентны. Отличительной чертой «дела Навального» является то, что его политический характер практически не скрывается. По сути, Навальный обвинен в том, что занимался коммерческой деятельностью как таковой, а сама структура обвинения выстроена таким образом, что рассматривает любую торговую операцию как спекуляцию. Его дело это мостик между репрессивной практикой современного уголовного судопроизводства и традициями, заложенными советской правоприменительной практикой.
Законное приобретение товара или услуг, за которые уплачена их полная стоимость, рассматривается как хищение этого товара или услуг в полном объеме по сговору между продавцом и покупателем. Трудно даже представить себе пределы возможного применения такого «расширенного» толкования норм уголовного закона, если такая практика «пойдет в народ».
В отношении Навального на протяжении многих лет осуществлялось систематическое предумышленное уголовное преследование, которое велось скоординированно сразу по многим направлениям. Порядок предъявления ему обвинений и размер наказаний полностью синхронизирован с политическими задачами, которые в данный момент решает власть. «Дела Навального» сделали репрессивное правосудие по-настоящему массовым.
«Три кита» российского правосудияК началу «пятого срока» количество резонансных дел перешло в качество, в результате чего они перестали резонировать. Произвол расцвел всеми цветами радуги, так что классифицировать его стало крайне затруднительно. И тем не менее весь этот бескрайний мир русского посткоммунистического судебного беспредела покоится на «трех китах» краеугольных камнях, легших в фундамент еще самых первых процессов.
Как опытный археолог по спилу дерева (в том числе и из Кировского леспромхоза) может высчитать количество засушливых лет, так и юрист со стажем по обвинениям против Навального может вычислить технологии, опробованные ранее в делах Ходорковского и Магнитского, но реализованные на качественно новом уровне. Структура предъявленных Ходорковскому, Магнитскому или Навальному обвинений при ближайшем рассмотрении оказывается простой, как комбинация из трех пальцев. Чтобы было понятно, о чем идет речь, загнем эти пальцы по очереди.
Палец первый (большой): презумпция виновности. Вы не найдете упоминание об этом принципе в Уголовно-процессуальном кодексе, о нем не пишут в учебниках для юридических вузов, но это тот главный и, по сути, единственный принцип, вокруг которого выстроено сегодня российское уголовное судопроизводство. Писаный закон, который в России, как известно, подобен дышлу, подразумевает, что преступным может быть только виновное деяние, и виновность эта является тем главным, что должно доказываться сначала на следствии, а потом и в суде со ссылкой на объективные факты и обстоятельства, которые подтверждают либо ее наличие, либо ее отсутствие.
Но это все в теории. На практике и это очень хорошо видно на примере обвинений, предъявленных Навальному, Ходорковскому и Магнитскому (посмертно), виновность воспринимается как данность, как нечто само собой разумеющееся, не требующее никаких доказательств. Сегодня в России виновность не доказывается, а провозглашается. То есть следствие не доказывает виновность, а при помощи «априори установленной» виновности доказывает наличие преступления. Делается это при помощи незамысловатого приема в тексте обвинительного заключения в начале каждого абзаца добавляются слова «осуществляя подготовку к предстоящему хищению», «продолжая реализовывать свой преступный умысел», «с целью реализации преступного плана», «продолжая оказывать пособничество в совершении преступления». А между ними практически ничего нет смысловая пустота. Обвинение в России доказывается риторикой, а не фактами. Цель следствия сегодня создать «словесную оболочку», издали напоминающую обвинение. Презумируя виновность в самом начале, оно окрашивает всю жизнь и деятельность обвиняемого в черный цвет, не заботясь ни о каких реальных доказательствах. Это цирковые технологии для балаганного правосудия. Но пока при отсутствии независимого суда все сойдет.
Палец второй (указательный): оговор. Даже видимость обвинения должна на чем-то держаться. Что-то же должно связывать эти абзацы в единое целое. Роль соединительной ткани, как правило, играет оговор. Эту технологию с изыском отработали на делах Ходорковского и Магнитского и уже как шаблон применили в «деле Навального». Сначала в оборот берется пойманный за руку жулик (иногда ранее изобличенный самим же обвиняемым в совершении преступления). Затем жулика объявляют компаньоном обвиняемого, так сказать, присоединяют его к нему как некую уголовную фикцию. И получается, что обвиняемый уже не изобличает жулика, а действует с ним заодно и договаривается о совместных преступлениях. И, наконец, финал: новоявленный подельник «колется» и обвиняет себя и присоединенных к нему обвиняемых в совершении самых невероятных преступлений. Вот этими показаниями и «сшивают» дело вместо белых ниток.