Для оценки состояния и перспектив развития современного «русского конституционализма» очень важно понимать связь европейского конституционализма с ростом самосознания. Именно ощущение себя личностью является настоящим фундаментом, базой конституционализма, это его condicio sine qua non. Можно написать лучшие конституционные тексты всех времен и народов, можно усыпать законодательство ссылками на эти тексты как бородинский хлеб тмином, можно разместить конституционный суд в самом пафосном месте, но если Россия будет по-прежнему оставаться «страной рабов, страной господ», то несмотря на чудовищные затраты, понесенные на реконструкцию здания Сената, конституционализм в ней не восторжествует.
В определенном смысле слова конституционализм дитя великой утопии о свободной личности. Вообще-то, для человека как до, так и после Нового времени его несвобода является предустановленной он рождается не сам по себе, а в определенной социальной среде, которая и формирует его взгляды, ценности, мотивации, поведение. По сути, человек это жесткий диск, на который социум после его рождения записывает операционную программу. Однако сам человек эту свою зависимость от социума, свою «производность», как правило, не осознает и тем более не учитывает в своих практических действиях.
Традиционное общество легко приводило действия миллионов человеческих «жестких дисков» к общему знаменателю за счет социального табуирования поддержания безусловных запретов и формирования таких же безусловных стандартов поведения, которые подавляющим большинством людей исполняются беспрекословно, независимо от того, понимают ли они смысл этих запретов и требований или нет. Уровень социализации членов древнегреческого полиса невероятно высок, но это вряд ли можно поставить в заслугу лично каждому из них. Ценность личности определялась в традиционном обществе степенью ее тождественности с коллективом.
Уникальность западной политической культуры, в недрах которой и зародился конституционализм, состоит в том, что с определенного момента в ней стали накапливаться элементы, подготовлявшие переворот во взаимоотношениях человека и общества прежде всего за счет повышения самооценки человека, осознания им своей собственной роли в истории. Предпосылкой такого переворота стало соединение в едином культурном потоке двух великих наследий античного и христианского.
Завершившись в эпоху Возрождения, это соединение воплотилось в «антропоцентричной» философии и в ее неизбежном следствии появлении чувства собственного достоинства как важнейшей и самодостаточной мотивации поведения. Чувство собственного достоинства недооцененный актив западной культуры. Между тем, как мне представляется, это краеугольный элемент западной политической культуры и культуры вообще. В то же время его по-явление сигнализирует о разрыве связей, характерных для традиционного общества, и о деградации присущего последнему тождества человека и коллектива. Чувство достоинства индикатор превращения человека в личность. Это превращение сопровождается интериоризацией человеком социума, трансформацией «внешнего мира» человека в его собственный «внутренний мир».
Из этой трансформации рождается то, что на современном политическом языке принято называть гражданственностью (citizenship). В самой грубой форме это признание отдельным человеком как чего-то необходимого и неизбежного добровольного соблюдения определенных правил, вытекающих из его общественной природы. Эта гражданственность, находящая внешнее, видимое выражение в чувстве собственного достоинства, является фундаментом западного конституционализма. Но конституционализм не сводится к гражданственности.
Новое время перевернуло песочные часы политики. То, что было основанием, стало выглядеть следствием, а то, что было следствием, стало выглядеть основанием. По сути все оставалось по-прежнему: общество было первично, а человек вторичен. Но теперь человек смотрел на себя иначе, полагая, что не общество задает ему матрицу поведения, а он задает правила, по которым живет общество. Так видит мир фотограф, который смотрит на него сквозь видоискатель зеркального фотоаппарата, где изображение многократно переворачивается, преломляясь внутри встроенной в камеру призмы. Представление о первичности человека и вторичности общества было в определенном смысле слова политической фикцией. Но благодаря этой фикции у человека появилась амбиция перестроить мир в соответствии со своими новыми представлениями о нем.