Глава 32. Страна на грани нервного срыва. Когнитивный диссонанс посткоммунистической империи
Одним из парадоксов современной России является когнитивный диссонанс восприятия исторического содержания переживаемой эпохи. В конечном счете в результате всех идейных споров так и осталось непроясненным, должен ли быть посткоммунизм реставрацией Российской империи или всего лишь продолжением империи советской?
Дело даже не в том, что Кремль, отказавшись от идеологии либерализма, решил выстроить свою политику на хорошо зарекомендовавшей себя в прошлом, привычной «отечественной» идейной платформе, а в том, что платформа эта неоднородна и состоит из тектонических плит, постоянно наезжающих друг на друга. В итоге доминирующим идеологическим стилем посткоммунистической эпохи стала эклектика совмещение несовместимого. Кремль не находит никаких проблем в сочетании монархической ностальгии с советским патриотизмом, а прокремлевский политический альянс составлен в равных долях из «националистов», «коммунистов» и «социал-демократов», которые прекрасно уживаются друг с другом и с руководящей ими кремлевской администрацией.
Однако, несмотря на всю эту вполне очевидную эклектичность посткоммунистического идеологического мейнстрима, сегодня для всех составляющих его течений существует единый общий знаменатель негласное признание империи в качестве единственно приемлемой политической формы посткоммунистической и вообще российской государственности. Можно говорить, что внутри правящей российской элиты в настоящий момент сложился «имперский консенсус». Основная идеологическая дискуссия внутри прокремлевских элит свелась к выбору одной из трех позиций: Россия должна быть империей, Россия может быть только империей и Россия не может быть ничем иным, кроме как империей. При этом посткоммунистическая империя рассматривается как наследница всех предшествующих имперских форм, несмотря на то что каждая из них была отрицанием предыдущей: царизм был отрицанием Московии, СССР отрицал царизм и даже «либеральная империя» Чубайса и Гайдара (если о такой можно говорить) отрицала СССР.
Так или иначе, но Кремль преодолел очень важный политический рубеж. Когда-то он формально придерживался позиции, согласно которой целью является построение либеральной демократии (позднее редуцированной до уровня «суверенной демократии»). При этом практикуемые методы политического руководства обществом абсолютно не соответствовали этой цели. Пользуясь юридическим языком, об этой политике можно было говорить как о «покушении на демократию с негодными средствами». Теперь же вопрос не столько в методах, сколько в самой цели. Кремль и его идеологи фактически открыто заявляют, что Россия должна снова стать империей. И, кстати, средства тут же пришли в соответствие с заявленной целью. Но возникла новая проблема посткоммунистическая империя, как это ни покажется странным поклонникам «евразийства для чайников», совершенно не вписывается в русскую историческую матрицу.
Все империи прошлого были в России последовательно модернизационными, в то время как вновь провозглашенная посткоммунистическая империя создается для противодействия модернизации. Сегодня об этом стараются не вспоминать, но уже само образование Московии было подвижкой в сторону Европы, хоть и весьма слабо выраженной. Петровские преобразования лишь многократно усилили тенденцию, проявившуюся задолго до рождения первого российского императора. Большевизм, вроде как оттолкнувший Россию от Европы, был в то же самое время крайним выражением русского западничества и нанес самый сокрушительный удар по остаткам русской патриархальности. Горбачевская перестройка и ельцинские реформы также, разумеется, осуществлялись под флагом модернизации и европеизации.
Таким образом, посткоммунистическая империя это не продолжение традиций, как может показаться, а полный разрыв с традицией, движение против почти шестисотлетнего потока русской истории. И хотя бы только поэтому к этому странному идеологическому и политическому образованию, стоит внимательно присмотреться. Перефразируя Маркса, можно сказать, что все предшествующие империи только усиливали модернизационную и европейскую составляющие русской государственности, в то время как посткоммунистическая империя поставила своей целью сломать ее. Степень желательного и допустимого «исторического отката» определяется исключительно глубиной фантазии участников «имперского консенсуса». Кого-то вполне удовлетворяет возврат к недавнему советскому прошлому, кто-то грезит о восстановлении монархии, а кого-то заносит во времена Московии с ее убаюкивающей архаичностью.