За каких-то несколько лет резко изменился социальный облик путинской номенклатуры. На смену тем, кто до сих пор конвертировал во власть те или иные конкурентные преимущества (деньги, связи, происхождение и так далее), в политику потянулись те, чьим единственным преимуществом является отсутствие всяких преимуществ. Поскольку движение внутри партии власти пошло не только сверху вниз, но и снизу вверх, то и партия в целом стала более «народной», а значит, если верить Горькому, более приземленной, скучной и практичной.
Все новое хорошо забытое старое. Деловитость и серость, возможно, скоро снова станут отличительными чертами российского функционера. Почти неизбежно будущее «полевение» партии власти, которой придется-таки обзавестись массовой идеологией. Это будет означать закат «системной» левой оппозиции, в которой отпадет нужда. Еще это будет означать, что Михаила Ходорковского обворуют еще раз, на этот раз покусившись на его интеллектуальную собственность, потому что серый поворот со временем станет-таки левым[18].
Возвращение партии власти во власть является своего рода восстановлением исторической справедливости. Этот шаг логичное продолжение реставрационной политики Владимира Путина. Невозможно заниматься воссозданием СССР по всем фронтам и не пытаться возродить КПСС. Но в результате внутри единой до сих пор администрации неизбежно возникнут два стержня «силовой» и «цивильный» (не путать с «либеральным»). Безусловно, этим двум стержням будет трудно ужиться в одной «политической берлоге». Столкновения «молодых волков» и «питерских чекистов» будет трудно избежать. Глобальный конфликт между ними это лишь вопрос времени.
Через приоткрытую дверь, в первую очередь через «Единую Россию», в путинскую политику хлынул поток беспринципных и напористых карьеристов. В массе своей они искренние государственники, потому что, кроме как на государство, им рассчитывать не на кого. Их много, сзади и снизу их подпирают те, кто не протиснулся в первые ряды. Это по-настоящему массовое движение (в отличие от оппозиционного), новый железный поток. Новые люди уже сейчас готовы занять все существующие государственные должности. Но на хлебных местах, как в центре, так и в провинции, расселись чекисты и бандиты.
То, чего не удалось сделать демократическим путем, может случиться вследствие институализации клановой конкуренции. Борьба «партийцев» с «чекистами», возможно, приведет к тому, что наиболее массовидные и поверхностные проявления коррупции будут действительно пресечены. Их место вновь займут регулируемые чиновничьи (номенклатурные) привилегии.
Будет происходить существенное перераспределение властных полномочий внутри путинской вертикали, многие ныне доминирующие кланы потеряют свое абсолютное влияние. В принципе больше всех от этого выиграет Владимир Путин, под руками у которого оказывается два властных рычага вместо одного. Ведь ему остро нужен новый, дополнительный аппарат власти, на который он смог бы опереться в борьбе не только со своими врагами, но и со своими друзьями. Это, конечно, не спасет режим, но существенно продлит срок его эксплуатации.
Серый поворот удваивает власть Путина. Другое дело, что в этот поворот еще надо суметь вписаться так, чтобы не вылететь на обочину истории. Если Путин не сможет совладать с собственным окружением, то затеянная им «нелиберальная оптимизация» режима захлебнется, и политическая кампания выродится в пропагандистскую. В этом случае новый курс Путина останется одним из неиспользованных черновиков истории.
Глава 22. Реорганизация империи: от ООО «Россия» к ОАО «Путин»
Нет особой нужды вооружаться политическим микроскопом, чтобы разглядеть очевидное: существенные перемены в облике русской власти. Плотность отставок и назначений стала значительно превышать среднестатистический для обычно консервативного в вопросах кадровой политики режима уровень. Скорые на выводы эксперты заговорили о том, что Путин активно меняет свое окружение. Не осталось незамеченным и то, что с переменой окружения стала меняться и сама природа власти: она приобрела привычный для России резко «персонифицированный» профиль. Все это происходит не спонтанно, таким образом политическая система России адаптируется к экономическому кризису как к социальной константе.
Есть, однако, аспект проблемы, на который обращается значительно меньшее внимание, чем он того заслуживает. Одновременно с изменением природы власти то есть по мере того как политическая власть плавно деградирует в механизм личной власти «национального лидера» происходит изменение ее структуры. Причем это изменение носит парадоксальный характер. Казалось бы, принимая во внимание обозначенный вектор изменения природы власти, тенденция должна состоять в упрощении и примитивизации ее структуры, однако на деле происходит ее существенное усложнение. Внутри этого парадокса как раз и заложено то противоречие, которому, возможно, в будущем суждено сыграть революционную роль в судьбе посткоммунистического государства и общества в России.