— Ну вот… Жаловалась, что без мужчин страшно, — сказала управхоз. — Вот вам и мужчина, да не простой, а герой. Инвалид Отечественной войны. Смотрите не обижайте.
— Да что вы, Марья Андреевна, как можно! У нас мужья на фронте, а вы такие слова…
— Ладно. Не каждое лыко в строку.
Открыли запечатанную комнату. Управхоз составила акт на мебель, оставшуюся после эвакуированных, и взяла с нового жильца расписку «о временном ее хранении». Затем объяснила, как, когда и где ее можно застать, и, пожелав всего хорошего, ушла.
Инвалид остался с двумя соседками.
В эти дни в Ленинграде было мало инвалидов, и для рабочих женщин, перенесших столько страданий, переселенных из другого района, потерявших родных, новый жилец явился как нельзя кстати. Доброе и жалостливое сердце русских женщин искало и нашло выход для деятельности. Не успел он оглянуться, как на столе уже стоял кипящий чайник и скромная закуска. Молодость инвалида и костыли особенно трогали женщин. Они наперебой предлагали свою помощь.
— Спасибо вам большое, но я устал и хочу спать. Вечерком поговорим, а сейчас ничего не соображаю, — сказал он, пересаживаясь на диван.
Видя, что у него, кроме шинели, ничего нет, женщины принесли подушку и одеяло, и на этом заботы до вечера кончились.
* * *
Во второй половине дня погода немного улучшилась. Ветер дул ровнее, дождь перестал, а снежинки стали легкими и, прежде чем лечь на землю и растаять, долго кружились в воздухе, выбирая себе место.
Сергей Дмитриевич Завьялов только что пообедал с дочерью и готовился к очередному опыту, когда зазвонил телефон.
— У телефона Завьялов!
— Сергей Дмитриевич, зайдите, пожалуйста, ко мне, — услышал он голос директора завода.
— Сейчас?
— Да, если можно.
Завьялов проворчал что-то насчет уплотнения рабочего дня и отправился в контору. Директор встретил его улыбкой.
— Садитесь и не сердитесь. Вопрос очень важный. Вам придется поехать с главным инженером в Москву. Ученый нахмурился.
— Зачем?
— С докладом в главк.
— Вот новость! — удивился Завьялов. — Как же это так… Вдруг?
— Ошибаетесь, Сергей Дмитриевич, совсем не вдруг, а дней через пять-семь.
— А как же мой взрыватель?
— Вот главным образом из-за него и поедете. Там узнаете последние новости нашей техники и выясните все возможности. На складе у нас все равно мало сырья.
— Это другой вопрос. Для этого мое присутствие в Москве не обязательно. Существует отдел снабжения.
— Сергей Дмитриевич, ваш авторитет имеет большое значение. Если вы лично поговорите с начальником…
— Понятно… Да-а! Не ждал, не ждал.
— Вы же собирались летом в академию.
— Это все не то. Меня смущает доклад. Значит, надо готовиться.
— Что ж, время есть. Машинистку я вам дам. Ученый погладил бородку и сделал последнюю попытку отказаться.
— Неужели без меня нельзя обойтись?
— Никак. Мы долго ломали голову, кого послать. Не хотелось вас отрывать от дела, но сами понимаете, как это сейчас важно.
— Вообще-то говоря, если прикинуть, это и неплохо. Совсем неплохо, — сказал задумчиво химик. — Это верно, что нельзя вариться в собственном соку столько времени. Я уже три года никуда не выезжал. Да. Три года без месяца. В химии много нового — это естественно. Научная мысль работает сейчас напряженно… а печатают мало. Ну что ж. Если надо, — значит, надо. Придется ехать. Пишите командировку, Валерий Козьмич. А на чем я поеду? — На самолете.
— На самолете! Да что вы! — удивился ученый и Неожиданно заключил: — Я не умею прыгать на парашюте. Ни разу не прыгал. Директор усмехнулся.
— В сорок первом году, — сказал он, — жена мне рассказывала, как в очереди одна гражданка утверждала, что фашист на парашюте к ним на крышу спустился, посмотрел, что ему нужно было, и опять улетел. Своими глазами, говорит, видела.