Газим облегченно вздохнул, а все остальные практически не отреагировали на новость. Наверное, потому, что не испытывали по отношению к хранителям никакого трепета.
Как ты думаешь, Газим, что Басур и Ильхам будут делать дальше?
Я абсолютно уверен, что они попытаются вас убить. Если вы объединитесь с Раисом, то их власти придет конец.
Значит, договориться ни с кем из них не получится?
Нет!
А скажи, Газим, нет ли у них в отрядах амбициозных людей, желающих, а самое главное, имеющих возможность забрать кольцо хранителя себе?
Желающих полно, и Басура, и Ильхама ненавидит большая часть людей. Только все они абсолютно подчинены хранителям. Вы же помните Газим запнулся. Какую боль я вам причинил, используя власть кольца. Все до ужаса боятся рассердить хранителя.
Да, боль действительно была ужасной, но причинить ее возможно лишь человеку с татуировкой. А татуировку, как я сам убедился, можно снять с помощью Меркуса или Фортунуса. Причем алтарь Фортунуса уже готов, да и жрец на примете имеется. Так как хранители абсолютно уверены в своей власти над людьми и собственной неуязвимости, подобраться к ним на расстояние удара будет несложно. Осталось всего ничего определиться, какого хранителя заменить, кем его заменить, а главное, как незаметно встретиться с потенциальным бунтовщиком для переговоров.
Ильхам уже доставил воду?
Нет, ответил Газим. Он не знал, что сделает с тобой Раис, поэтому не спешил.
Что же, жадность хранителя может сыграть с ним злую шутку.
Газим, расскажи подробно об Ильхаме, его отряде, а особенно о тех, кто его ненавидит.
Он бывший торговец драгоценностями. Продал какую-то безделушку во дворец, а позже выяснилось, что камни поддельные. Сослали его сюда вместе со всеми охранниками и слугами.
Сколько охранников? уточнил я. И сколько слуг? Насколько они ему преданы?
Шестеро охранников и восемь слуг. Охранники будут биться за него до конца. Их ненавидят чуть ли не сильнее, чем Ильхама, и если он лишится кольца хранителя, то этих псов просто растерзают.
А слуги?
Слуги будут за него до тех пор, пока он сильнее.
Ясно, и кто нам поможет избавиться от Ильхама и его псов?
Наверное, лучше всех справится Брин трактирщик. Во дворе его таверны поймали беглого раба. Сослали сюда вместе со всеми работниками и посетителями. Газим замолчал, вспоминая. С ним два вышибалы и четверо работников кухни. А еще он сам бывший наемник.
Оставшиеся его поддержат?
Да, они его уважают, только толку от них мало. Портной с тремя подмастерьями, два торговца тканями, три торговца едой, лекарь и аптекарь. Эти драться совсем не умеют. Разве что носильщики помогут.
Какие носильщики?
Бывшие рабы носильщики паланкина эфенди аль-Наима.
Их-то за что сюда сослали? Эфенди уронили?
Нет, не успели убраться с дороги первого мага. Сосланы вместе с эфенди, просто он сам в дороге умер старый был.
Дверь распахнулась, и в комнату заглянул Рут.
Там воду принесли, заявил он без приветствия. Куда перелить?
Газим, проверь, кто пришел. Пришлешь ко мне Рута, а сам задержи их. Ищи бурдюки, болтай, жалуйся на плохое самочувствие, в общем, делай что хочешь, но выиграй мне десять минут, а потом веди сюда. Действуй! Ильяз. Я повернулся к капитану. Букмекера срочно ко мне, а всех голодранцев без оружия убрать подальше, но держать в пределах видимости. Так, чтобы гости видели, как нас много, но качество экипировки оценить не смогли. Вперед! Эрн, Идан, Верус, собирайте всех свободных бойцов. Мне нужно, чтобы у людей Ильхама появилась абсолютная уверенность, что мы в замке самые сильные!
Если наши гости поверят, что Ильхам и Басур вскоре потеряют власть, они гораздо охотнее пойдут на сотрудничество. Нужно использовать любую мелочь, чтобы склонить их на свою сторону.
Спустя несколько минут капитан привел организатора ставок невысокого худого и абсолютно лысого мужчину возрастом около тридцати лет. Мужчина вовсе не выглядел испуганным, скорее осторожно заинтересованным.
Хочу сделать ставку, заявил я ему. На то, что захвачу власть в этом замке. Пари?
Он задумчиво посмотрел на меня и медленно покачал головой.
Я не делаю ставки сам, я их принимаю.
И все же, с нажимом переспросил я.
Мне нечего поставить на кон в таком споре, поморщившись, ответил он.