Культурная классовая война по Дэниелу Ханнану
Как и любая эффективная демагогия, этот подход сработал, потому что содержал зерно истины. Повседневный опыт простых англичан от поколения к поколению заключался в том, что ими руководила элита, разговаривавшая на другом языке.
«Спустя почти тысячу лет после нормандского завоевания язык власти (parliament парламент, government правительство, civil service государственная служба, police полиция, court суд, judge судья), армии (army армия, navy флот, soldier солдат, battle битва, campaign кампания) и финансов (interest процент, rent рента, money деньги, tax налоги, mortgage ипотека, asset актив, property собственность, inheritance наследство) сохраняет сильное французское влияние Англосаксонские слова продолжают преобладать в повседневной лексике».
Джеймс Мик, «Восстань, протестуй, подними мятеж: Как английский язык предает класс и власть» (Rise Up, Rebel, Revolt: How The English Language Betrays Class And Power), The Guardian, 6 сентября 2019 г.В 2013 г. Лондонская школа экономики провела исследование, показывающее, насколько история до сих пор жива. Исследователи сопоставили имена студентов Оксфорда и Кембриджа старого и нового времени при помощи алгоритмов, которые обнаружили полное сохранение статуса. Оказалось, что ни Черная смерть, ни Реформация, ни промышленная революция, ни две мировые войны не смогли внести серьезные изменения в состав элиты с момента начала ведения записей в XII в.
«Через тысячу лет после Вильгельма Завоевателя для продвижения по-прежнему нужно носить нормандскую фамилию вроде Дарси или Перси».
Daily Mail, 29 октября, 2013 г.Неудивительно, что, когда отступники из элиты начали рассказывать о том, почему ЕС безусловное зло, обычные англичане, утомленные переменами, иммиграцией и режимом экономии, охотно поверили этим рассказам.
Выходит Шотландия, входит БорисКак коммунисты в свое время проникали в состав лейбористов, так хорошо оплачиваемые активисты начали входить в ряды местных ячеек Консервативной партии (которые часто состояли из незначительного количества членов, притом пожилых) в тех районах, где позиции Партии за независимость были сильнее всего. После подобной радикализации ячейки начинали оказывать давление на своих представителей в парламенте. Премьер-министр Дэвид Кэмерон вскоре начал пугаться «безумных косоглазых мужланов», как назвал этих людей близкий к нему источник. Он обещал организовать референдум в случае своего переизбрания и приступил к преобразованию Консервативной и Юнионистской партии.
Предвыборный плакат Консервативной партии, Лафборо, 9 апреля 2015 г. Фотография Марка Северна (© Alamy). Заголовок в Daily Mail, 21 апреля 2015 г.: «Как я буду шантажировать Англию на 148 миллиардов фунтов посредством самой опасной женщины в Британии»
Шотландцы только что высказали свою лояльность союзу на референдуме 2014 г., и Шотландская национальная партия имела в парламенте лишь жалкие шесть мест. Однако во время предвыборной кампании 2015 г., впервые с 1745 г., английский национализм пусть и замаскированный обратился против другой основополагающей нации Великобритании. Шотландцев изображали практически враждебным народом, а их союзников в Лондоне и на Севере Англии легковерными предателями.
Консерваторы традиционного толка были обеспокоены. Другие же считали эту тактику превосходной.
«Борис Джонсон, мэр Лондона, на этой неделе сообщил FT, что считает расхлябанной размазней критику кампании тори, сделавшей своей мишенью м-ра Милибанда и Шотландскую национальную партию».
Джордж Паркер, «Мнения по поводу стратегии кампании Кэмерона разделились» (Cameron Campaign Strategy Splits Opinion), Financial Times, 23 апреля 2015 г.Тактика сработала так хорошо, что все изменилось. Великобритании был фактически вынесен смертный приговор: вся Шотландия внезапно стала националистской.
Альянс Внешней Британии, сформированный Гладстоном еще в 1885 г. и породивший Лейбористскую партию, лежал в руинах. Юг Англии переживал невиданный взлет, и от перспектив безграничной власти умы виднейших тори сосредоточились на их личном будущем. Это и решило судьбу референдума по вопросу Брексита.
Виднейшим из виднейших был Александр Борис де Пфеффель Джонсон, вовсю пользовавшийся образом популярного комического персонажа Бориса (он же Блудливый Борис) героя постановок мюзик-холлов, обладателя множества титулов, постоянно заигрывающего с галеркой, с гримасами и подмигиваниями отрицая грабежи, ложь и разнообразные неудачи. Лондон, несмотря на огромное большинство антиконсерваторов, дважды избирал его мэром, и к 2012 г. он воспринимался в массовом сознании следующим лидером тори. Но, чтобы занять место популярного Кэмерона, Джонсону нужна была программа. «Безумные косоглазые мужланы» наконец-то обрели своего вождя: Джонсон, как никто другой, мог своим лоском украсить их неприглядный рассказ о Брексите как о культурной классовой войне. Во время кампании перед референдумом (2016) каждый раз, когда эксперт сторонник Евросоюза указывал на логические последствия выхода из организации, противники ЕС торжествовали, поскольку все эти эксперты были, по определению, членами этой наполовину иностранной элиты.