Равенство перед судом «сябров» и землевладельца явствует из Псковской Судной грамоты, судебный спор по которой решается перед господою в присутствии обеих сторон. Вообще же Грамота не делает различия между крестьянином, живущим на общинных и во владельческих землях[43]. Псковские обычаи «пошлины», вероятно, благоприятствовали «сябринному» землевладению[44].
Подобные отношения известны и Новгородской Судной грамоте, где «сябры» «шабры» также являются совладельцами земли[45]. Ст. 24 гласит: «А кто с кем ростяжется о земле, а почнет просить сроку на управы, или на шабъры, ино ему дать один срок на сто верст три недели, а далее и ближе, а то по числу; а ему сказать шабра своего на имя, за кем управы лежат, по крестному целованию, да и по руце ему ударити с истцом своим; а посаднику приложить к срочнои грамоте своя печать»[46]
Древнейшее упоминание «сябров» относится, по-видимому, к XII в. В принадлежащем митрополиту Клименту Смолятичу «Послании презвитеру Фоме» читаем: «да скажю ти сущих славы хотящих иже прилагают дом к дому и села к селам изгой же и себры»[47]. Далее упоминаются: «домы и села и борти и пожни сябр же и изгой»[48]. Из этого чрезвычайно интересного свидетельства явствует, что сябры населяли целые села и выступают (наряду с «изгоями») как некая социальная категория.
Между тем существует точка зрения, согласно которой «сябр» это всего лишь член одной общины, сосед[49], а «сябры» крестьяне, соединившиеся для современной обработки земли[50]. Приведенное свидетельство дает основание предположить, что значение терминов «сябр», «сябры» не исчерпывается только лишь обозначением соседства.
«Сябров» «себров» мы встречаем у южных славян, где они выступают также в качестве земледельцев, причем их социально-правовой статус достаточно высок. Так, ст. 54 старосербского Законника Стефана Душана XIV в. назначает за оскорбление «себра» штраф, равный композиции за оскорбление «властеля» и «властелина»: «И если себр выбранит властеля да платит сто перперов, если властель и властин выбранит себра, да платит сто перперов»[51]. Эта норма указывает на такое представление о чести «себра», каковым могло быть представление о чести свободного человека. О свободном положении южнославянских «себров» прямо говорится в одной из старосербских Кормчих времен Законника: «аще ли свободнии суть себры сущи»[52].
В Законнике немало постановлений о «себрах», потверждающих их относительно высокий правовой статус. Показательно также, что в ст. 97 памятник сербского права защищает бороду «себра», определяя за ее повреждение денежную пеню в 6 перперов[53]. Это свидетельство высокого представления о чести свободного человека[54].
Cведения о «себрах» содержатся и в Синтагме Матвея Властаря памятнике права, предшествовавшем Законнику Стефана Душана.
Одно из постановлений Синтагмы гласит: «Иже мощи или кости предвигьшеи, себры оубо сущени краине тометьсе, почтеннны же в темницу вметаютьсе или в роуды посилаютьсе»[55]. «Себры» выступают здесь как социальная категория наряду с «почтенными».
Третья глава Синтагмы «О досадах» противопоставляет «себрам» рабов, указывая на свободное состояние первых: «Жестока досада или от лица или от вещи или от листа соудитьсе от мести же егда в позорище всем зрещим от лица егда кнезоу или бывшему гсну будет, от вещи, егда и рана будет и лице оуязвитьсе. Таковые или на време затакати, или некые възбранябтьсе вещи почтенны сущи, аще ли свободни боудут себры суще, палицами да биены боудут, аще ли рабы бичеви да биенны боудут и гсну да отдадутьсе»[56]. Cинтагма предусматривает различное наказание за убийство для «почтенного» и «себра»: «Оубииство от завещания съматраетьсе аще мысль имал се оубити или ни от ноужде есть обрести, яко оударивы, не оубивьже, яко обиица мучитьсе, аще тькмо въсхоте оударити, не томмым ес яко оубица. Таковое же завещания от оударившаго орудиа съматряетьсе. И се волному оубииству томления аще оубо ес почтен оубивы расипуетьсе, сиреч совершенно подемлет разграбление именья, аще ли же себрь, мьчу и зверем да предаетьсе»[57].
В этой же плоскости лежит и ст. 106 Законника Стефана Душана «О дворанине». Приведем ее текст: «Дворане властеоскы ако учыны кое зло кто от них, кто буде приняревник,[58] да га оправе отьчина дружина поротом, ако ли есть себр, да хыти у котьль» («Если кто, из людей служащих при дворах властельских сотворит какое-либо зло, то пусть его оправдывает отцовская дружина поротою, а себр да подвергнется испытанию кипятком»)[59]. Для «себров» существовал, таким образом, иной процессуальный порядок «ордалий», а не коллективная, оправдательная присяга как для представителей высшего сословия.