Б. Д. Греков затруднялся в истолковании «новщины» Полицкого Статута; по его мнению, «новщина термин очень загадочный». Автор пишет: «Сопоставление силы с новщиной говорит о том, что новщина это тоже преступление. Можно лишь догадываться, в чем оно состояло; это нарушение норм Статута; попытка изменить закон во вред тем, кого призван был защищать этот закон»[520].
В Великом княжестве Литовском бытовал юридический термин «новина»[521].
«Новина» памятников права Великого княжества выступает как нарушение правовых норм. По мысли Ф. И. Леонтовича, «новина» в сочетании с «кривдой» это обозначение противодействия «старине»; рассматривалось оно как преступление[522]. Все, что «порушало старину», считалось «новиной»[523]. В Великом княжестве Литовском достатутового периода земские обычаи («звечные», «давние», «стародавние») уравнивались с письменным, издавна уложенным законом и противопоставлялись «новине чого з давна не было»[524]. Известна и политико-правовая формула: «Мы старины не рухаем, новины не уводим».
Приведем выдержки из уже рассматривавшегося нами Смоленского привилея 1505 г.: «Такеж клали перед нами третий лист отца нашого короля его милости, который его милость писал до пана Миколаяж Радивиловича о кривдах и новинах, которые месту Смоленскому часу его держания делалися. На первей, что ся тычет (касается) ябедников, которые ходечи по месту людей соромотят и боем клепают и заряживают заряды великие и коли хто бою, а любо и зарядов оттяжется от того, пересуды великии на них наместники и окольничии в оный час бирывали»[525] «Новина» Смоленского привилея нарушение традиционных правовых норм, сопряженное c ложными обвинениями «ябедничеством».
Как представляется, объяснение «новщины» Полицкого Cтатута лежит в одной плоскости с «новиной» литовско-русского права. «Старое» в Полицком Статуте окружено ореолом святости, «новое» всегда плохо, а «давнее» означает более правое. Для данного памятника права характерна установка на самобытность[526].
Правовой консерватизм подобного рода представляет собой вообще характерное явление эпохи Средневековья.
Консерватизм, по мысли Н. Загоскина, «удерживал славян от всякого стремления к ломке и преобразованиям в сфере правового быта»[527]. В раннесредневековой Норвегии к нормам обычного права относились как к обязательным, нерушимым, а иногда и сакральным установлениям, которые пользовались тем большим авторитетом, чем древнее казались. До момента записи правовые нормы хранились в памяти населения области и знатоков права, которые излагали его содержание на тингах, судебных собраниях. Отношение общества к обычаям было таково, что радикальные изменения в них не допускались[528]. И хотя с течением времени обычай и «старина» претерпевали определенные изменения, обычай трансформировался исподволь, помимо сознания людей, в памяти которых он оставался как будто все тем же[529].
Ф. И. Леонтович отмечал, что «почти нет ни одного памятника древнерусского права, в котором не делались бы ссылки на старый обычай, пошлину[530]. Так, ст. 2 Новгородской Судной грамоты гласит: «А посаднику судити свой суд с наместники великого князя, по старине». Cт. 3 этого же памятника говорит: «А наместником великого князя и тиуном пересуд свой ведати по старине»[531]. «По старине» предписывает рассматривать дело ст. 24 Новгородской Судной грамоты[532] «Старая правда» упоминается и в ст. 112 Псковской Судной грамоты[533].
Приводившаяся выше ст. 1, р. VI I Литовского Статута разрешает, несмотря на примат письменных законов, отправлять правосудие согласно старому обычаю, в случае если в Статуте не окажется соответствующей статьи. В I Литовском Статуте немало постановлений, предписывающих судить по «старому», «стародавнему» обычаю. Так, в cт. 25, р. VI говорится: «Нижли естли бы ся што пригодило перед судьями, чого бы в тых правех не было описано, тогды то даем на розознане судей под сумненем их, иж они мають, упомянувши на бога, и то сказати водле стародавнего обычая»[534].
Тождественное постановление содержится и в Полицком Cтатуте, ст. 40 которого также предписывается в определенных случаях судить по старому обычаю, «так как в Статут не могут быть внесены все вещи» («не се могу прем све ричи у штатуть поставити»)[535]. Для Полицкого Статута характерны подобные ссылки.