По мнению Н. А. Максимейко, «путем сравнений между разными народами мы можем узнать, кто из них дальше ушел в своем развитии, а кто отстал, у кого правовой прогресс совершался быстрее, а у кого медленнее»[20].
Данные теоретические установки разделялись и советскими историками, юристами[21].
Так, по мысли Л. В. Черепнина, «важность сравнительно-исторического метода при изучении общественного развития в разных странах» заключается в том, что «пользование этим методом одно из средств познания общих закономерностей исторического процесса и его конкретных вариаций»[22].
Представители советской юридической науки полагали, что «сравнителный метод незаменим в двух основных случаях: когда надо выявить закономерности исторического развития, и когда не хватает исторических свидетельств о жизни данного народа»[23]. А «зная, что у нескольких родственных (например, славянских) народов в определенное время были какие-то институты, можно предположить, что и у другого родственного народа, развитие которого происходило в сходных условиях, были такие же институты, хотя прямых свидетельств об этом не осталось»[24].
Е. А. Скриелов отмечает: «историк русского права прибегает к использованию такого частно-научного метода, как сравнительный или историко-сравнительный метод. Порой бывает полезно сопоставление появившихся в одной и той же стране, но в разное время источников права в целях выявления какой-то общей тенденции или цели, положенной в основу таких источников законодателем»[25].
Исследователи указывали и на сходство определенных положений Псковской Судной грамоты и I Литовского Статута. Так, во втором издании «Historyi prawodawstw slowjanskich» В. А. Мацейовский, рассуждая об исторической судьбе Русской Правды, отмечал, что некоторые нормы Правды «дожили» до времен Уложения царя Алексея Михайловича и влились в него, благодаря посредничеству Псковской Судной грамоты и Литовского Статута[26]. Автор указывал также и на сходство постановлений Грамоты и Статута о грабеже[27].
Рассматривал Псковскую Судную грамоту в исследовании «Русская Правда и Литовский Статут» и Ф. И. Леонтович, полагавший, что с помощью Статута можно объяснить многие не совсем ясные стороны Русской Правды. По мысли исследователя, «изучение Правды и Псковской Судной грамоты значительно продвинуло вперед объяснение первой. Но Псковская Судная грамота не объясняет всего содержания Правды, в ней заметно влияние другого времени и обстоятельств, чем те, при которых явилась Правда»[28]. По мнению Ф. И. Леонтовича, I Литовский Статут схож с Русской Правдой более, чем с Псковской Судной грамотой, не различавшей «разбоя и простого убийства»[29].
Н. А. Максимейко полагал, что средневековое русское право следует подразделять на три правовые системы:
1. «Право северо-восточной Руси, выраженное в Московских Судебниках и в Уложении 1649 г.
2. Право Литовской Руси, лучшим воплощением которого является Литовский Статут.
3. Право северо-западного края, кодифицированное в Судных грамотах Новгорода и Пскова»[30].
«Все эти памятники суть местные вариации одного и того же тождественного русского права», заключает Н. А. Максимейко[31].
Этим, пожалуй, и ограничивается ряд исторической литературы, где так или иначе рассматривается Псковская Судная грамота и I Литовский Статут в их взаимосвязи, освещается отношение одного памятника к другому.
Что же касается литературы юридической, следует указать на работу З. М. Черниловского «Русская Правда в свете других славянских судебников», в которой уделяется внимание Псковской Судной грамоте и I Литовскому Статуту, рассматриваемых как памятники славянского права. Автор рассуждает об эволюции социальной категории «закупов» Русской Правды, указывая при этом, что «закупы» известны и Статуту: «I-ый Литовский Статут упоминает закупов как получивших присевок для прожитка, так и не получивших его. Первым засчитывалось за год работы всего 20 грошей, вторым больше полкопы. Вопрос о том, засчитывалась работа закупа в счет его долга или в уплату процента, остается неясным. Развитие, как можно думать, пошло двояким путем: в Московской Руси закупы передали свой правовой статус закладникам, в Пскове, судя по Псковской Судной грамоте, изорникам, ответственность которых ограничивалась лишь одним имуществом»[32].