С огнем играешь, паря.
Да ладно, нарочито удивился Борис.
И тут же раздался выстрел. Комнату заволокло сизой дымкой, а в нос ударил резкий запах сгоревшего пороха.
Ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!
Х-ха. Спасибо тебе, добрый человек. Четвертачком одарил. Эдак еще малость поговоришь и осилишь у меня дорогу в двести тридцать две версты.
В этот момент в дверь ворвался Рыченков с револьверами наперевес. Борис виновато пожал плечами, заменил в барабане стреляный патрон и, убрав «бульдог» в кобуру, направился к раненому.
Чего шумишь?
Да вот мужички эти и впрямь стужевские. А коли так, то и руки у нас развязаны. Не схотят добром, так мы и не по-доброму можем.
А что ты потом полиции скажешь, а, щ-щенок? шипя от боли, выплюнул бандит.
А что такого? Вы напали, мы защищались, подсаживаясь к раненому и начиная накладывать на простреленное плечо жгут, простодушно пояснил Борис.
Чего тут у вас? поинтересовался запоздавший Носов.
Да вот малец наш в душегубство играет. Говорил же тебе, есть в нем крепкий дух. А ты сомневался.
Хм. Силен. Крови не боится. Твоя правда, Дорофей, будет из него толк, хмыкнув, согласился машинист.
Ладно. Давай не будем ему мешать. У волчонка зубки режутся. Пусть потреплет добычу.
И то верно. Слышь, Борис, ты не стесняйся. С берега уже ничего не услышат. Только не жадничай. Если что, лучше сразу кончай.
Понял, дядь Терентий.
Зря вы так-то, Гвоздь. Ох зря.
Ты меня еще поучи. Ладно, малой, ты тут пока поспрашай, а там и мы присоединимся. Но если что, Терентий дело говорит вали наглухо. У нас, поди, и еще одна ниточка имеется. Ну чего зыркаешь, дурья твоя башка? одарив раненого ехидной улыбкой, обратился к нему Рыченков. Куда, ты думаешь, мы так заторопились? Есть тот, кто может указать вашу лежку. И ты это знаешь. Так что скажешь сбережешь наше время и свою жизнь. Промолчишь мы все одно узнаем.
Врешь ты все.
Вру, конечно. Потому можешь поупорствовать. Малец из берданки бьет прям мастер. А вот из револьвера совсем плохо. С вас же разом поднимет под полтысячи. Сколько у тебя сейчас, Боря?
Три сотни, виновато развел руками Борис.
Во-от. Опыт ему страсть как нужен. Так что думайте, душегубы. Думайте.
А сам-то давно святым стал?
Дурашка, я ить за свое ответил. Пошли, Терентий. А то наш «Стриж» еще обидится, что без присмотра оставили. Борька, ты, если стрельнешь, ори, мол, я это, все нормально. А то не набегаешься за тобой.
Понял, Дорофей Тарасович.
Как только дверь за стариками закрылась, Борис одарил пленников жизнерадостной улыбкой. В ответ второй тяжко вздохнул. Зато первый, который Ильей прозывался, аж заерзал. Да и правильно в общем-то. Отпускать их в планы Рудакова не входило. Они ведь не случайно с ним на дороге повстречались, а специально пришли за его головой. Причем сомнительно, чтобы смерть его была легкой. Даром, что ли, Тимоха дал деру на берег. А при таких раскладах рефлексировать глупо. Концы в воду и вся недолга.
Правда, ни спрашивать, ни пытать пленников Борис не стал. По здравом рассуждении решил обождать, когда они лягут в дрейф. Их ведь по-хорошему нужно растащить по разным углам и там уж тиранить. Ну или добром спрашивать. Так, чтобы сговориться не могли. А там уж сопоставлять показания. И если они не совпадают Правильно. Спрашивать, пока не совпадут.
Странно только, отчего об этом не подумал шкипер. Ведь ученый уже. Но сам же велел допрашивать пленников. Хотя-а, может, в его практике такого и не было. Кто знает. В любом случае Борис не собирался совершать подобную ошибку. Вот не хотелось как-то откладывать дело в долгий ящик. Уже решить с этим Стужей как можно быстрее да закрыть вопрос раз и навсегда.
Когда легли в дрейф, Борис поделился соображениями со старшими. Те недолго думая признали его правоту и растащили пленников. Одного уволокли в душевую, второго спустили в трюм. Корабль, конечно, небольшой и деревянный, а потому о звукоизоляции говорить не приходится. Если один станет кричать, то другой непременно услышит.
Однако есть разница между различимой речью и доносящимся шумом. А крики Крики только приветствуются, потому как играют на нервах сообщника.
Пленники разговорились быстро. Нет, понятно, воровская честь и все дела. Но выбор-то у них невелик. Либо смерть, причем ни разу не благородная, а очень даже мучительная. Либо полиция, суд, каторга, но жизнь. Опять же наверняка сыграл свою роль прежний авторитет Рыченкова.