Прежде чем начать говорить, Пикетт взял деревянный ковшик, зачерпнул из бочки воду и плеснул на камни сауны. Помещение наполнилось достаточно густым облаком пара.
Агент Пендергаст, ровным голосом проговорил Пикетт.
Человек в черном кивнул:
Сэр.
За душевой имеется раздевалка с несколькими рядами шкафчиков. Вы бы не хотели переодеться?
В этом нет необходимости. Тепло идет мне на пользу.
Пикетт оглядел агента с ног до головы:
Тогда садитесь.
Агент Пендергаст взял полотенце из стопки у двери, подошел, протер от влаги скамью рядом с Пикеттом, потом аккуратно сложил полотенце и сел.
Пикетт постарался сделать вид, что ничуть не удивлен.
Прежде всего, начал он, я хочу выразить вам мои соболезнования в связи со смертью Говарда Лонгстрита. Он был превосходным директором по разведке, а для вас, насколько мне известно, кем-то вроде наставника.
Он был лучшим из людей, каких я знал, кроме одного.
Это был не тот ответ, которого ожидал Пикетт, но он кивнул и оставил в силе свою повестку.
Я уже некоторое время собирался встретиться с вами. Надеюсь, вы не возражаете, если я буду говорить прямо.
Отнюдь. В отличие от ножей, прямые разговоры позволяют быстрее закончить дело.
Пикетт внимательно посмотрел на Пендергаста нет ли на его лице какого-либо намека на неповиновение, но лицо было абсолютно бесстрастным. Пикетт продолжил:
Наверное, я не удивлю вас, если скажу, что за те несколько месяцев, пока я возглавляю нью-йоркское отделение, я много слышал о вас как официально, так и неофициально. Если откровенно, то у вас репутация одинокого волка, у которого при этом очень высок процент успешных дел.
Пендергаст принял комплимент с коротким кивком, наподобие того, что делают партнерше перед началом вальса. Все его движения были выверенными, как и его речь, и кошачьими, словно он подкрадывался к жертве.
Теперь Пикетт предъявил оборотную сторону комплимента:
Но у вас также необычайно высокий процент подозреваемых, которые не доходят до суда, потому что, выражаясь на языке ФБР, «отправляются в мир иной в процессе расследования».
Еще один грациозный кивок.
Исполнительный заместитель директора Лонгстрит был не только вашим наставником, но и ангелом-хранителем в Бюро. Насколько я понимаю, он не подпускал к вам комиссию по расследованиям, защищал ваши наиболее неординарные действия, прикрывал вас сзади. Но теперь, когда Лонгстрита нет, высокие чины пребывают в некоторой растерянности я хочу сказать, не знают, как быть с вами дальше.
Пикетт ожидал увидеть в глазах агента искорку озабоченности. Но ничего такого не заметил. Он взял ковшик, плеснул еще порцию воды на камни. Температура в сауне поднялась до жарковатых восьмидесяти двух градусов.
Пендергаст поправил галстук, поменял местами ноги, закинутые одна на другую. Казалось, он даже не вспотел.
Короче говоря, мы пока решили дать вам свободу рук в том, что удается вам лучше всего: расследование психологически неясных убийств теми методами, которые прежде приносили вам успех. С несколькими оговорками, конечно.
Конечно, согласился Пендергаст.
А это выводит нас на ваше следующее задание. Сегодня утром на могиле в Майами-Бич найдено человеческое сердце. Могила принадлежит некой Элизе Бакстер, которая удушила себя простыней в Катадине, штат Мэн, одиннадцать лет назад. На могиле
Почему миз Бакстер похоронили во Флориде? мягко прервал его Пендергаст.
Пикетт помедлил. Он не любил, когда его прерывают.
Она жила в Майами. В Мэн поехала отдохнуть. Семья переправила тело домой для захоронения. Он помолчал, чтобы убедиться, что не последует никаких других вмешательств, потом взял лист в файлике. На могиле лежала записка. Она гласила Он посмотрел на бумагу. «Дорогая Элиза, извини за случившееся с тобой. Мысль о том, как ты, вероятно, страдала, много лет преследовала меня. Я надеюсь, ты примешь этот дар с моими искренними соболезнованиями. Давай тогда пойдем с тобою вместе, ты и я другие тоже ожидают подарков». Под посланием подпись: «Мистер Брокенхартс»[3].
Пикетт замолчал, чтобы дать Пендергасту время осмыслить услышанное.
Весьма любезно со стороны мистера Брокенхартса, сказал Пендергаст секунду спустя, хотя его подарок свидетельствует о дурновкусии.
Пикетт прищурился, хотя на его ресницах повисли капли пота, но так и не заметил ни малейшего намека на неподчинение. Агент сидел свежий как огурчик, несмотря на жару.