Как вы, возможно, понимаете, наблюдала я и за Сухайлом незаметно, исподволь. Здесь он был куда больше похож на себя прежнего, и это радовало, но также немного удивляло. Помня о его любви к морю, я едва ли не ожидала, что здесь, среди безводной пустыни, он зачахнет от тоски. Однако в шатре пустынной матери и пустынного отца ему явно было гораздо уютнее и спокойнее, чем во дворце брата. А если он почти не говорил со мной и даже не глядел в мою сторону что ж, я обещала Пенситу держаться в рамках приличий, и подобная помощь с его стороны была даже кстати.
Наконец Сухайл перешел на ширландский, и я снова вернулась к общей беседе.
Завтра, сказал он Тому, отвечая на вопрос, коего я не расслышала. Сегодня уже слишком поздно. Кроме этого, здесь было много споров о том, кто примет вас в своем шатре. Будь я в отъезде, вы остановились бы у шейха, однако я здесь, и в споре победил абу Азали.
Разговор шел о нашем ночлеге. Конечно же, снаружи было слишком темно, чтоб устанавливать привезенную с собой палатку, но я как-то не думала, к чему это может привести, и теперь слова Сухайла вызвали во мне разом облегчение и тревогу. С одной стороны, у шейха я чувствовала бы себя неуютно, с другой же, если кто-нибудь узнает, что я ночевала с Сухайлом под одной крышей
Однако под той же крышей нашли приют Том, Эндрю, абу Азали с умм Азали и Юсуф. Что непристойного можно совершить в такой тесноте? Разве что невзначай наступить на кого-нибудь, поднявшись среди ночи. Так или иначе, никто из остальных, похоже, не усматривал во всем этом ни малейших причин для тревог, а посему и я воздержалась от возражений.
На следующее утро мы занялись обустройством собственного жилья. При помощи фраз, которым научил его Сухайл, Том официально, от имени всей нашей ширландской троицы, испросил у шейха позволения стать «протеже» абу Азали иначе говоря, гостями под его защитой и покровительством. Так поступают кочевники, задерживаясь в гостях надолго. Позволение шейха дало нам право разбить палатку рядом с шатром абу Азали, будто членам его семьи. Более того, пустынные родители Сухайла приставили к нам девушку по имени Шахар, дочь их сына Азали, дабы та заботилась о наших бытовых надобностях. Для нее это сочли хорошей школой: вскоре ей предстояло войти в тот возраст, когда она сможет выйти замуж и сделаться хозяйкой в собственном шатре.
Все это сразу же заставило меня вспомнить о Лилуакаме туземной девушке, что была моей «женой» во время вынужденной задержки на Кеонге. Конечно, здесь не нужно было ничего делать для вида, и Шахар не требовалось повода для отсрочки брака до тех пор, пока жених не будет к нему готов, однако мое хозяйство вновь послужило учебным полигоном для будущей жены. За дело Шахар взялась весьма целеустремленно и твердо пресекала все наши с Томом попытки взять часть ее обязанностей на себя. Возможно, из собственной старательности, а может, из почтения к нам как соратникам Хусама ибн Рамиза об этом я судить не могу.
Таким образом, мы в кои-то веки оказались избавлены от всех забот, кроме собственных изысканий. В связи с этим мы с Томом на следующий же день начали расспрашивать, кто мог бы указать нам путь к драконам.
Расспрашивать пришлось абу Азали, так как Сухайл куда-то исчез. Объяснить, что нам требуется, оказалось задачей не из легких пришлось прибегнуть к помощи Юсуфа, но, едва поняв, в чем дело, пустынный отец Сухайла обрушил на нас целый водопад слов. Выслушав его ответ, Юсуф скроил брезгливую мину.
Вам нужен один из гальбов, объяснил он. Аль-Джелида. Сейчас его в стойбище нет, и никто не знает, когда он вернется.
Кто же такие гальбы? поинтересовался Том.
Юсуф выразительно сплюнул наземь.
Мерзкие пожиратели падали. Однако пустыню знают.
Конечно, ответ сей мало что мог объяснить. В ходе дальнейших расспросов выяснилось: гальбы племя («Если они вообще достойны так называться», не преминул заметить Юсуф), непохожее ни на одно из иных ахиатских племен.
Мало этого, некоторые утверждают, будто они и вовсе не ахиаты, а потомки иного народа, пришедшего в Ахию из каких-то других земель. Так ли это, или нет, образом жизни они разительно отличаются от всех прочих кочевых племен. Постоянной территории они не имеют и платят другим племенам пошлины за покровительство и право прохода через их владения. Закон запрещает им владеть лошадьми, а у большинства нет даже верблюдов. Вместо этого они разводят овец и ослов особой породы, ценящейся в Ахии выше любых других. Живут гальбы в основном охотой, а кроме того продажей окрестным племенам товаров собственной выделки и оказанием лекарских услуг. По этой причине, а еще оттого, что им запрещено ходить в набеги и воевать, кочевники презирают их, как простых ремесленников; репутацией же «пожирателей падали» они обязаны тому, что не разделывают туши скота и дичи ни по сегулистскому, ни по аманианскому закону.