М-м-м скажите, а тут есть институты, где можно получить хорошее языковое образование? осторожно уточнил я. Яков Израилевич удивленно воззрился на меня. Мол, а тебе-то это на хрена? Я поспешно пояснил:
Хочу стать переводчиком!
Зам директора окинул меня сожалеющим взглядом, после чего покровительственно похлопал по плечу.
Конечно, есть! В университете есть факультет иностранных языков. Да и в педе, насколько я помню, тоже преподают. Если хочешь я уточню.
Да, был бы благодарен
Короче, в Питере у меня все прошло просто отлично. И с родственниками мы тоже повстречались. Я всем подарил по своей первой книжке, а мама гордо заявила, что мы приехали заключать договор на вторую. Батя же блеснул своим кандидатством. Так что приняли нас не только как родных, но и как равных. Несмотря на то что мы, к сожалению, не жили в таком прекрасном городе, как Ленинград! Я помнил проскальзывал, бывало, у питерских, временами, этакий снобизм
Так что обратно домой я вернулся окрыленным. А в начале февраля мужскую половину нашего класса вызвали повестками в военкомат, откуда отправили получать приписное свидетельство. Полтора десятка пацанов в одних трусах метались между кабинетами с бумажками в руках, нервно подгыгыкивая и краснея перед медсестрами. Причем вне зависимости от того, молодые они были или старые. Я же чуть не нанес поликлинике существенный ущерб, едва не сломав спирометр. Объем легких у меня оказался ого-го за шесть тысяч кубиков! Заметно больше, чем в прошлой жизни. Вероятнее всего, благодаря бегу и плаванию. Вот аппарат и перекосило. Едва потом наладили Но, если честно, это мероприятие привело меня в несколько нервное состояние. Потому что у меня почему-то напрочь вылетело из головы, что уже меньше чем через два года СССР введет войска в Афганистан. А мне до момента исполнения восемнадцати лет и соответственно моего неизбежного призыва в «непобедимую и легендарную» осталось максимум три года с небольшим. То есть «за речку» я попадаю почти гарантированно. С таким-то набором разрядов и умений. Пусть даже часть из них уже и типа недействующая. Причем попаду я туда не как офицер, а в качестве рядового пушечного мяса. Чего мне категорически не хотелось Нет, дело было не в трусости. За свою прошлую жизнь я не раз доказал и себе и окружающим, что отнюдь не трус. И под пулями ходил, и вообще считался специалистом по выполнению некоторых не очень-то простых и весьма деликатных задач. Так что о страхе речи не шло. Просто очень не хотелось погибнуть зря. Ни за что. Впустую. А про афганскую войну можно было говорить только в подобных терминах. Потому что ее слили. То есть сначала вошли, вляпались, положили пятнадцать с лишним тысяч человек плюс еще сколько-то числящихся пропавшими без вести, десятки тысяч были ранены и искалечены, а потом просто сбежали оттуда, поджав хвост Причем предав и бросив союзника!
И как-то исправить это было невозможно. Потому что точно так же, но уже гораздо позже, в то же самое вляпались и «идеально демократические» американцы со своей эффективной (куда там «совку»!) рыночной экономикой, мощнейшими ЦРУ с АНБ со всеми их возможностями и аналитическими службами и сверхсупервысокотехнологичной армией. Войска из Афганистана они вывели, насколько я помнил, где-то в середине или конце двадцатых, после чего через несколько месяцев Кабул взяли талибы. Причем почти бескровно и без особых боев. Казни начались уже после
На первый взгляд приписали меня нормально в ГСВГ. То есть группу Советских войск в Германии. Но мне было совершенно ясно, что это ничего не решает. Во-первых, афганской войны еще нет, а вот когда она начнется все предварительные приписки полетят вверх тормашками. А во-вторых, призывать меня будет явно не местный военкомат, а тот, рядом с которым будет располагаться мое место учебы. То есть, если все получится, какой-то из ленинградских. И что уж тогда там решат бог знает.
А в конце апреля я вылетел из секции бокса. Тренеру надоели мои постоянные отлучки, к тому же я начал заметно отставать от лидеров, быстро набирающих матерость и силу удара, и он поставил вопрос ребром. Или-или. Или я прекращаю регулярно исчезать и начинаю отдавать все силы тренировкам, или бросаю занятия в секции. И, поскольку я не собирался бросать ничего из того, из-за чего мне и приходилось пропускать занятия в секции, я сказал тренеру большое спасибо и ушел. Так было честно. Ну а затем наступило девятое мая, и мы с моей Аленкой вновь оказались ранним утром на прохладном ветру рядом с бюстом маршала Победы. Хотя пока его никто так не называл. Ко мне подошел Пастухов, который специально приехал из Москвы, чтобы, так сказать, меня поддержать, и спросил: