Ладно! Стоит ли будущей летчице огорчаться из-за житейских мелочей? Подумаешь, двойка…
Лена Пирогова как раз подходила к химическому кабинету. Катя решительно догнала ее.
— Ленка, я взаправдашняя свинья! Честное слово, я вчера уж из дому вышла… И вот… Понимаешь? Не дошла. Ты не сердись, Ленка!
— Вообще-то я сержусь, Катька. Ждала-ждала, шоколад берегла…
— «Так ждала, так ждала»! — передразнила Катя.
В прошлом году они с Ленкой много смеялись над Мариан-Иванной, которая приходила жаловаться, что «она его так ждала, так ждала, а он пошел в кинотеатр с этой толстухой, заведующей почтой».
Посмеялись. Они с Ленкой друг на дружку не сердились подолгу.
— Как она, Мариан-Иванна? Все страдает?
— Страда-ает, ох, страдает! — сказала Катя. — Никто не поймет ее превосходных качеств.
— Вот и моих тоже! — сказала Лена.
Шутили они немного натянуто, как бы по обязанности. И Катя сознавала свою вину. Сегодня уже нельзя рассказать Ленке о перемещениях. Вчера она еще не понимала, что «дело государственное». Игорь так вчера глянул на Садова, что Митька съежился весь, будто воздушный шар на третий день после праздников. Нет, он болтать не станет, побоится Квадратика.
В класс они вошли самыми последними. Кое-кто зашумел:
— У-у! Пирогова явилась! Ленка, привет! Пирожок, привет! Как там в Свердловске?..
Анечка Масленникова присела бочком на задней парте — смотрела в сторону. С задней парты плохо видно ее обожаемого вэ-эф. Нечего смотреть тоскливо!.. Предупреждали тебя — место свободно, пока Пирожок не вернется. А вон Шведов тоже смотрит грустными глазами, думает, что Катя не видит. Спохватился, сделал Ленке ручкой… Неужели он раскаивается, красиво подумала Катя и сейчас же запрезирала себя за эту красивость…
В общем, голова у нее шла кругом, вроде бы она два часа крутилась на «гигантских шагах» — не голова, конечно, а ее хозяйка.
И тут вошла химичка, классный руководитель седьмого "Б", Анна Серафимовна. К ней в общем относились неплохо. Звали Ванной Керосиновной, без злости, но с некоторым сожалением. Она не понимала. Дора Абрамовна понимала все, Владимир Федорович — кое-что. Завуч Шахназаров, историк, тоже понимал все, но притворялся, что не понимает. Катя не могла бы объяснить взрослому человеку, что значит «понимать». Например, выпал снег в конце сентября или, наоборот, весной, а дверь на улицу закрыть забыли. И вали, ребята! Кто хлипкий — берегись! Снежки идут разные: и рыхлые, и льдистые — и летят отовсюду, заполняют воздух, как будто дышишь снежками. Дежурные бросают классы и коридоры, в общем, праздник, а звонок-то не ждет… Уже учитель в классе, а мы еще вбегаем, влетаем, гремим партами, и тут начинается понимание. Дора в таком случае сидит за своим столиком и поглядывает, пока все не соберутся. Потом скажет: «Каков снег выпал!», и все заорут, заорут, а она чуток нажмет: «Прекрасно… Яковлева, Гайдученко, Титов, — рекомендую вытереть руки… грязь в тетрадях… лишние неприятности». И все. В классе тихо. Ванна же Керосиновна в таком случае стучит по столу, старается перекричать: «Ти-ихо, тихо! Мол-чать! Садов, сядь немедленно!» и так далее. Не понимает! Каждому ясно, что человек не может остановиться сразу, то есть каждому невзрослому.
Вот и сейчас. Анна Серафимовна поздоровалась:
— Здравствуйте, дети!.. — и увидела Лену. — О, Лена Пирогова вернулась в класс? Поздравляю, Леночка! — Это все как человек, но сейчас же портит свои хорошие слова, добавив неизвестно зачем:
— Между прочим, Пирогова, прежде чем являться в класс, надо было зайти ко мне в учительскую. Ты пропустила почти две четверти!
Ленка сидит изжелта-бледная, всем неловко и стыдно.