Вы отлично справились, доктор, заметил он. Лучше некуда. И все в порядке.
Фотография у вас?
Я знаю, где она спрятана.
Но как вы узнали?
Она сама мне показала, я же так вам и говорил.
Я все еще ничего не понимаю.
Не собираюсь делать из этого тайну, засмеялся он. Все проще простого. Вы, конечно, поняли, что люди на улице были наняты. Ангажированы на этот вечер.
Об этом я догадался.
Ну, когда поднялась буча, в ладони у меня был комок влажной красной краски. Я бросился вперед, упал, прижимая руку к лицу, и обрел жалостный вид. Старый прием.
Это тоже было мне ясно.
Затем они внесли меня внутрь. Она должна была это позволить. Как иначе могла она поступить? И в гостиную, в ту самую комнату, которая была у меня на подозрении. Выбор был между ней и спальней, и я намеревался выяснить это точно. Меня положили на диван, я сделал вид, будто задыхаюсь, так что потребовалось открыть окно, и вы получили свой шанс.
Но чем вам это помогло?
В этом была вся суть. Когда женщина думает, что ее дом горит, она инстинктивно бросается к самому для нее дорогому. Необоримый импульс, и я неоднократно его использовал. Он оказался мне полезен в скандале с дарлингтонской подменой, а также в деле с Ансвортским замком. Замужняя женщина хватает своего ребенка, незамужняя шкатулку с драгоценностями. Ну, и мне было ясно, что у нашей дамы в доме не было ничего для нее более ценного, чем предмет наших розысков, и она бросится его спасать. Опасность пожара была разыграна прекрасно. Дыма и воплей хватало, чтобы не выдержали самые железные нервы. И она реагировала идеально. Фотография спрятана за скользящей панелью сразу над правой сонеткой. Она оказалась там в мгновение ока, и я увидел, как она ее почти вытащила. Когда я крикнул, что тревога ложная, она убрала фотографию, поглядела на шашку, выбежала вон из комнаты, и больше я ее не видел. Я встал и, принеся извинения, покинул дом. Поколебался, не забрать ли фотографию теперь же, но в гостиную вошел кучер, и так как он не спускал с меня глаз, разумнее было подождать. Поспешность не ко времени способна все погубить.
И что теперь? спросил я.
Наши поиски практически завершились. Я нанесу туда визит завтра утром с королем и с вами, если вы пожелаете нас сопровождать. Нас проводят в гостиную подождать хозяйку дома, но весьма вероятно, что, войдя в гостиную, она не найдет там ни нас, ни фотографии. Возможно, его величеству будет приятно забрать фотографию собственными руками.
И когда вы думаете явиться с визитом?
В восемь утра. Она еще не встанет, так что руки у нас будут развязаны. К тому же надо торопиться, ведь брак, конечно, полностью изменит ее жизнь и привычки. Я должен безотлагательно телеграфировать королю.
Тем временем мы добрались до Бейкер-стрит и остановились перед дверями. Холмс рылся в карманах, ища ключ, и тут кто-то, проходя мимо, сказал:
Доброй ночи, мистер Шерлок Холмс.
Прохожих на тротуаре было несколько, но пожелание скорее всего исходило от торопливо удалявшегося стройного юноши в широком пальто.
Где я прежде слышал этот голос? сказал Холмс, всматриваясь в плохо освещенную улицу. Кто же, черт побери, это мог быть?
IIIЯ переночевал на Бейкер-стрит, и мы сидели за кофе и тостами, когда в комнату ворвался король Богемии.
Вы ее заполучили! вскричал он, хватая Шерлока Холмса за плечи и настойчиво заглядывая ему в лицо.
Еще нет.
Но у вас есть надежда?
Да, есть.
Ну, так едем. Я сгораю от нетерпения.
Нам потребуется кеб.
Не надо. Мой экипаж ждет.
Это упрощает дело.
Мы спустились вниз и немедля вновь отправились на виллу «Бриония».
Ирен Адлер вышла замуж, заметил Холмс.
Замуж? Когда?
Вчера.
Но за кого?
За английского юриста по фамилии Нортон.
Но она же не может его любить?
Надеюсь, что она его любит.
Почему надеетесь?
Потому что это избавит ваше величество от всех будущих неприятностей. Если она любит мужа, значит, она не любит ваше величество и у нее нет причин препятствовать плану вашего величества.
Верно. И все же как жаль, что она мне не ровня! Какой королевой она была бы! Он погрузился в угрюмое молчание, которое длилось, пока мы не въехали на Серпентайн-авеню.
Дверь виллы была открыта, и на крыльце стояла какая-то старуха. Она следила сардоническим взглядом, как мы выходили из экипажа.