Я не знаю, что делать, проговорила Сабрина сквозь ком в горле, и ее боль отозвалась в сердце Флинна как собственная. Ее губы сжались, а подбородок задрожал. Прости.
Оставив в покое галстук Флинна, она приподняла очки и осторожно вытерла навернувшиеся слезы, чтобы не размазать свой довольно смелый макияж, который, однако, идеально вписывался в ее стиль.
Флинн не колеблясь притянул ее к себе, и этого теплого объятия прикосновения человека, который так хорошо его знал и искренне заботился о нем, было достаточно, чтобы ком подступил к его горлу. Сабрина обняла его с такой силой, словно боялась развалиться на кусочки.
Он погладил ее по спине и сказал абсолютную правду:
Ты делаешь именно то, что нужно, Сабрина.
Ты здесь, вместе со мной, и этого достаточно.
Она отпустила его и вытащила салфетку из коробки, стоявшей на полочке. Она подняла очки и промокнула глаза, рассматривая свое отражение в зеркале.
Но я не помогаю.
Ты помогаешь.
Она была такой чуткой, такой сострадательной, что порой Флинн почти ненавидел ее за это легкая мишень, которой нетрудно причинить боль. Он смотрел на отражение Сабрины в зеркале и размышлял, видит ли она себя такой же, какой ее видит он. Высокая, сильная, красивая женщина, гладкие каштановые волосы обрамляют изящный овал лица с нежной матовой кожей, очки в черной оправе, которые делают ее чуть-чуть строгой. На ней было простое черное платье, черные чулки и туфли на таких высоких каблуках, что они с Флинном были почти одного роста.
Ладно, я в порядке, извини, кивнула она, комкая в руке салфетку. Если я могу хоть чем-то
Давай сбежим, выпалил он. В тот момент, как слова сорвались с его губ, он понял, что действительно хочет именно этого.
Сбежим с оставшейся части похорон? В ее глазах мелькнула нерешительность.
Почему бы и нет?
Он уже всех увидел, выслушал пламенную речь священника об Эммонсе, словно о святом. Честно говоря, Флинн наслушался фальшивых хвалебных речей о своем старике на всю оставшуюся жизнь. Сабрина хотела было поспорить с ним, но он не дал ей ничего сказать.
Я могу это сделать, могу остаться. Просто не хочу. Он покачал головой, силясь придумать достаточно весомый аргумент, чтобы убедить ее, но не смог. Вообще не хочу.
Хорошо, кивнула она, и Флинн ощутил почти осязаемое облегчение, давай сбежим. Пойдем в «Чез»? Умираю, как хочу жареной картошки. Глаза Сабрины округлились, и она зажала рот ладонью, когда поняла, что именно сказала. Прости ради бога, это был совершенно неуместный комментарий для похорон.
Флинн не смог сдержать улыбку. Как же ему не хватало Сабрины! Как хорошо будет побыть вместе с ней где-нибудь вне работы.
Давай выбираться отсюда.
Ты что, шутишь? В дверях появился Джулиан, его губы изогнулись в маске отвращения. Ты уходишь с похорон нашего отца?
Светловолосая голова Вероники показалась поверх плеча Джулиана. Ее взгляд метнулся от Флинна к Сабрине, и у него вдруг мгновенно вспотели ладони.
Милый, прошептала она Джулиану, давай не будем здесь устраивать сцену.
Милый? Боже, какой бред
Сабрина сделала пару шагов, встав вплотную к Флинну, и он оценил ее безмолвную поддержку. Ему не нужна была защита, но он ценил ее жест куда больше, чем она могла себе представить.
Джулиан стряхнул руку Вероники со своего плеча и посмотрел на брата. На нем был один из костюмов отца: слишком велик в плечах и коротковат в торсе. У Джулиана не было собственного костюма. Он зарабатывал себе на жизнь, рисуя картины, и его творчество было причиной того, что Вероника полюбила его, по ее собственным словам. Видимо, она обнаружила, что Флинн не способен быть спонтанным, вдумчивым или моногамным. Ой, подождите, последнее относилось к самой Веронике, а не к нему.
Ты не собираешься стоять над могилой собственного отца? выплюнул Джулиан.
Вероника еще раз прошептала «милый», но он проигнорировал ее.
Ты ясно дал понять, что меня не касается, что ты делаешь и чего не делаешь. Точнее, вы оба. Флинн пригвоздил тяжелым взглядом Веронику. То же самое относится и ко мне.
Голубые глаза Вероники округлились. Раньше Флинн считал, что она великолепна: густые светлые волосы, дизайнерская одежда, безупречный маникюр и макияж. Но теперь он видел, что скрывалось под этой маской безупречности: эгоизм, предательство, ложь. Очень много лжи.
Не тебе меня судить, Флинн, огрызнулась она.