Солнышкин взялся за швабру — ливень ударил ещё сильней. По небу бежали тысячи туч, из каждой лил свой ливень. Над океаном повисли тысячи голубых, прозрачных ливней, и «Даёшь!» весело проходил сквозь них.
Солнышкин приоткрыл рот. Бурун стал сворачивать шланг. А старый Робинзон подставил под дождь ладони и смотрел, как по ним барабанят капли настоящего тропического дождя.
Дождь стал плотнее. Тучи сомкнулись. Наступила темнота. Ударила молния.
— Под навес! — крикнул Бурун.
Но Робинзон поглядел на край неба и сказал:
— Смотрите, смотрите!
Под тучами появилось серое облачко.
— Летучие рыбы, — сказал Солнышкин, — догоняют Борщика.
Робинзон, взяв трубу, покачал головой:
— Нет, нас догоняют птицы. Усталые перелётные птицы. Слышите, как они кричат?
Издалека действительно долетало еле различимое курлыканье.
Солнышкин ладонью прикрыл глаза от дождя. Робинзон был прав: вдалеке медленно летела стая. Она то взмывала вверх, то словно проваливалась в воду. Над ней вспыхивали молнии.
— Ей негде отдохнуть, и она не может нас догнать. Она нас не догонит, — вздохнул Робинзон.
— Догонит! — решительно сказал Солнышкин и побежал к камбузу.
К удивлению кока, который снимал с крючков копчёную рыбу, он схватил самый большой нож и одним ударом обрубил леску.
— Ты что это сделал? — со слезами в голосе закричал Борщик. — Ты что же это сделал?!
— Тебе всё мало! — сказал Солнышкин. — Всю кухню завалил рыбой и ничего не видишь!
Пароход потерял крылья. Упала скорость.
— В чём дело? — высунулся из рубки Моряков.
— Птицы! — крикнул Солнышкин. — Слышите? Птицы! — В ушах у него всё раздавались птичьи крики.
— Какие птицы? — Моряков вышел на крыло рубки, проговорил: — Это же аисты! — И скомандовал в машину: — Самый малый!
В воздухе всё отчётливей слышались тяжёлые удары крыльев.
Наконец из последних сил, поддерживая друг друга, птицы дотянулись до парохода и рухнули на палубу. Некоторые сели на борт и раскачивались, боясь упасть.
— На помощь! — крикнул Робинзон. И команда бросилась на помощь.
ДВА ЖЁЛТЫХ БЕРЁЗОВЫХ ЛИСТКА
За Солнышкиным бежали Моряков и Борщик, Перчиков и Пионерчиков с толстой тетрадью под мышкой.
— Их нужно укрыть, — сказал Моряков, сбрасывая с плеч тужурку.
— На камбуз их, всех на камбуз! — предложил Борщик. У него было тепло и сухо.
— Вот это правильное решение! — раздался над палубой писклявый голос. В лазарете открылось окошко иллюминатора, и высунулась пухлая голова артельщика. — Из них выйдет чудесное жаркое!
Все на минуту опешили. Старый Робинзон мельком взглянул: не слышат ли этих слов птицы. Но птицы уже спали мёртвым сном. Только вожак на секунду тревожно поднял голову и тут же уронил её на палубу.
— Что вы сказали? — спросил Моряков.
— На камбуз, — хихикнул артельщик. — Я даже помогу ощипывать.
— Ай-яй-яй, молодой человек! — закачал головой Мирон Иваныч.
Но окно быстро захлопнулось: это Пионерчиков запустил изо всех сил в артельщика своей драгоценной тетрадкой.
Никто не заметил, как прошёл дождь и снова выглянуло солнце.
— Интересно, откуда они и куда? — спросил Перчиков. — Посреди океана…
— Да… — сказал Моряков. — Их где-то прихватил шторм. Позади Япония, Китай… Откуда?
А Мирон Иваныч, вытирая лысинку, улыбнулся:
— Смотрите…
На шее у вожака желтели два маленьких берёзовых листка. ;
— Из Сибири! — крикнул Солнышкин.
— Это почему же? Пожалуй, из-под Океанска, — предположил Моряков.
— А может, с Украины, — вздохнул Борщик и потянулся за листком.
Но Солнышкин дёрнул его за рукав:
— Может быть, он взял его себе на память. — И Солнышкин погладил птицу.
Снова стало так жарко, что от палубы пошёл пар. Чепчик Борщика и мичманка Робинзона задымились, как вулканчики.
Птицы стали просыпаться.