Однако, когда Машакошка попила воды, гдето в глубине квартиры звякнул ее телефон. Этот звук сработал как магический будильник, вернувший девушке человеческий облик. При этом она намочила волосы и стукнулась лицом о дно ванны.
Ругаясь нехорошими словами Маша кинулась искать телефон и убедилась еще раз, что бегать мокрыми ногами по линолеуму не самая лучшая идея. Раскатилась, пребольно стукнулась ногой о тумбу для обуви и наконец нашла серебристую «игрушку» на дне сумки.
Алло, Вадим?
Звонил коллега, бывший однокурсник успешно проходящий интернатуру и заодно подрабатывающий в частной лавочке. Именно ему Маша рассказала полуправду о возможном похищении и получила заветную ампулу.
Машк, ты как там, жива? Вадик был крупным жизнерадостным парнем с обаятельнейшей улыбкой.
За эту улыбку его обожали все бабки в округе и ненавидели все алкаши, потому что к улыбке прилагались два кулака размером с головку младенца и наработанные костяшки бывшего боксераполутяжеловеса.
Местами, вздохнула девушка. спасибо за помощь, пригодилось.
Эт что, у тебя на участке гдето жмурик валяется? строго спросил друг.
Нет, успокоила его девушка, но шансы были. Теперь сижу, думаю, что дальше делать.
Похорошему валить подальше, серьезно ответил Вадик.
Он знал, о чем говорил. Из бокса его «ушли» прострелив ногу перед соревнованиями. Маша эту историю почти не знала, просто однажды на ортопедии бодрый профессор с седой головой и сильным запахом табака обратил внимание на походку студента, велел задрать брючину и сказал:
Повезло тебе парень, три сантиметра выше и ходил бы на деревяшке.
Вадик тогда побледнел и быстро спрятался на самом дальнем ряду аудитории.
Не могу я валить, мама и папа не выдержат, знаешь ведь, если только на время, да и больничный скоро заканчивается.
Так, Машк, сопли вытри, дверь открой, скомандовал коллега.
Что? не поняла девушка.
Дверь открой, сумки тяжелые!
Маша глянула в глазок широкие плечи Вадика простирались за границу обзора:
Минутку, я не одета! пискнула она и побежала за джинсами и майкой.
Через минуту скрежетнул засов:
Прости, я в ванной была, повинилась девушка, впуская коллегу, действительно нагруженного сумками.
Я понял, буркнул он, пристраивая баулы на полу. Тут еда и еще коньяк. Ко мне сегодня заглянули на разговор. Я тебе его перескажу и еще парочку соображений добавлю, а потом ты будешь колоться, как орешек, потому что нюхом чую, не все так просто и ровно, как ты мне рассказывала!
Маша только угрюмо кивнула. Собственно, накануне она не зря обзванивала друзей, коллег, одноклассников и даже шапочных знакомых, чтобы уточнить информацию и выработать план действий. Они прошли на кухню, накрыли стол. Вадик принес пельмени, колбасу, сосиски, сыр, шоколад и фрукты, а еще три пузатенькие бутылочки коньяка и бутылку ликера «для дамы».
Увидев еду, девушка поняла, что вновь голодна как волк и немедля поставила воду для пельменей, настрогала бутербродов и не замечая рюмку начала уплетать все, что было на тарелках.
Мать, полегче! удивился друг, ты с утра не ела чтоли?
Угу, пробурчала Маша, доставая из холодильника молоко и запивая им моментально проглоченный бутерброд. А еще перед твоим приходом меня вывернула досуха, так что есть куда.
Ясно, ну тогда поешь, а я пока выпью и расскажу тебе коечто.
Парень налил себе коньяка, выпил, и рассказал, что вот буквально два часа назад ему позвонили, вежливо представились старым знакомым отца и расспросили: действительно ли укол адреналина в мышцу способен вызвать смертельный исход?
Тут я твой звоночек и припомнил, Машк, Вадик жадно зажевал ломтик огурчика и с надеждой посмотрел на кастрюлю с булькающей водой.
Угу, девушка помешала пельмени, добавила лавровый лист и пару горошин душистого перца, я не адреналин в шприц набрала, инсулин обыкновенный.
Жестко. А зачем про адреналин наплела?
Так штатские, про инсулин слышали и серьезным препаратом не считают, Маша не прекращая жевала колбасу, запивая молоком. А чего ты то насторожился.
Маш, мой отец умер восемь лет назад, спокойно ответил парень, авария. И его друзья все были на похоронах. Мне тогда не пять лет было и даже не пятнадцать, я их всех знаю и помню, а привет передавали так, словно мой отец жив.