Домой?
Мэтт кивнул и запрокинул голову назад. Машина тронулась.
Что это за звуки? не поднимая головы, спросил Мэтт.
Это музыка. По радио играет.
Выключи. И будь добр, не включай больше при мне.
Как скажешь, Мэттью, кивнул мужчина и убавил звук до конца.
В голове вакуум. Планета снова замедлила ход. Ломило суставы, а по свинцовым мышцам пробегала то приятная колющая дрожь, то ужасные судороги, рвущие волокна на части.
Мэтт медленно повалился на бок и перевернулся на спину.
Я вновь задыхаюсь. Конвульсия, как электрический разряд, прошла от мозжечка до пяток. Кровавая пена с глухим шипением выходила через сжатые зубы. Вновь темнота. Меня больше нет.
Ты не сможешь, Мэттью. Ты не достоин смерти.
Глаза пронзил яркий свет.
Мэтт! Мэтт! Очнись! стоя на улице и открыв заднюю дверь со стороны водителя, мужчина немного испуганно шлёпал по щеке лежащего в бреду Мэтта и просвечивал его глаза фонариком.
У тебя мягкие руки. Почему так ярко?
Это это фонарик, Мэттью. У тебя не было пульса!
А, всего лишь фонарик. Можешь убрать?
Ах, да. Прости.
Ничего. Почему ты вверх ногами?
Что?
Не бойся, сегодня я не умру.
Мэтт повернулся на бок и, пошарив рукой под водительским сиденьем, достал наполовину пустую бутылку водки.
Заебись. Ты ещё не закончилась. А мы где?
Дома.
Ты мне встать не поможешь?
Да, конечно. водитель обежал машину, открыл дверь с другой стороны и протянул ему руку.
Ну пизде-е-ец.
Что такое?
Мне руку прострелили.
Тебе больно?
Да, но не в этом дело.
А что же тогда?
Тебя кровью измажу.
Дай мне другую руку.
Но она тоже, вся в крови.
Не страшно, всё равно сиденья отмывать.
Ох. Ну и говно. Прости. Я скажу ребятам, чтобы тебя почистили.
Ничего, я сам.
Хорошо, тогда давай, потихоньку.
Мэттью подал простреленную руку. Водитель не спеша вытянул Мэтта из машины и придержал его за плечи, чтобы тот устоял на подкосившихся ногах.
Тебе помочь дойти до квартиры?
Не, не нужно.
Позвонить в бюро?
Консьерж позвонит. Открой бутылку.
Мэттью приподнял бутылку, водитель отпустил его плечи и, взяв одной рукой бутылку за дно, другой открутил крышку.
До завтра. Мэтт качнулся и шатаясь пошёл ко входу.
А крышку?
Дарю. прохрипел Мэтт и хлебнул из бутылки.
Его худое тело в чёрной, разорванной мантии до колен мотало из стороны в сторону. Мэтт, допивая остатки горючего, медленно плёлся по тёмному коридору, оставляя смазанные кровавые следы на паркетном полу. Он неуклюже споткнулся, его повело в сторону, и окровавленным израненным телом Мэттью припал к стене. Опустился на колени, отпил из бутылки, поднялся и пошёл дальше, опираясь о стену и размазывая по ней алую кровь.
Скрипучая дверь медленно открылась. Мэтт сделал шаг, залпом добил бутылку и она, вывалившись из его руки, звонкими ударами о деревянный пол разрезала ночную пустоту. Он закрыл глаза и с глухим грохотом свалился на пол.
1.2
Такси подъехало к шлагбауму, и только когда водитель пару раз посигналил и моргнул фарами, охранник выглянул в окно, потёр заспанные глаза, и, зевнув, нажал на кнопку, впустив машину на парковку.
Мужчина не стал заезжать в гараж. Он припарковался на пустой стоянке, заглушил двигатель и, открыв настежь все двери автомобиля, пошёл за моющими средствами. Прикатив тележку с водой, тряпками и разными очистителями, водитель закатал рукава и, надев резиновые перчатки, принялся отмывать задние сидения.
Том, хочешь сигаретку? протягивая пачку, негромко спросил подошедший охранник.
Не, Генри, я бросил, взглянув на него, ответил Томас.
Молодец. Давно? прикуривая сигарету спросил мужчина.
После того, как дочь умерла. Я ей обещал, когда она была жива, но всё как-то не получалось.
Печально, что мы больше стараемся для мёртвых.
Да-а-а. А сам-то когда бросишь? Не молодой ведь уже. Сколько тебе?
На прошлой неделе шестьдесят три исполнилось.
А я и не знал. С прошедшим что-ли. Жаль, подарка нет.
Да чего там. Всё равно не праздную.
Чего так?
Да не с кем, пожал плечами Генри. Твоей дочке сколько было?
Двадцать девять.
А моему сыну тридцать. Никогда не любил самолёты. Вот так, в один момент погибло столько невинных людей. Среди которых и была вся моя семья.