«Лунный налет посмотри вокруг»
Лунный налет посмотри вокруг
Серый, в сантиметр толщиной,
Валит зелень наземь. Азия вдруг
Этикеткой чайной, переводной
Картинкою всплывает со дна
Блюдца. Азия это она
Бережно провела наждаком
Согласных по альвеолам моим.
Трудно говорить на таком
Языке-заике и мы молчим.
Монету выну из кошелька,
На ладони подброшу и с высоты
Оброню в стремнину играй века,
Родниковый двойник кустарной звезды.
Ах, примета грошовая, не криви
Душою. Навсегда из рук
Уходит снег Азии. Но в крови
Шум вертикальных рек. Вокруг
Посмотри и довольно. Соловьи
И розы. Серая известь луны
Ложится на зелень. И тишины
Вороной иноходец зацокал прочь.
Здесь я падал в небо великой страны
Девяносто и одну ночь.
«Давным-давно забрели мы на праздник смерти»
Давным-давно забрели мы на праздник смерти,
Аквариум вещей скорби вовсю прижимая к себе.
Сказочно-страшно стоять в похоронном концерте,
Опрокинутою толпой отразиться в латунной трубе.
В марте шестидесятого за гаражами
Жора вдалбливал нам сексологию и божбу.
Аудитория млела. Внезапно над этажами
Встала нá дыбы музыка. Что-то несли в гробу.
Эдаким князем Андреем близ Аустерлица
Поднял я голову в прямоугольное небо двора.
Черные птицы. Три облака. Серые лица.
Выли старухи. Кудахтала детвора.
Детство в марте. Союз воробья и вербы.
Бедное мужество музыки. Старческий гам.
Шапки долой. Очи долу. Лишь небо не знает ущерба.
Старый шарманщик, насилуй осипший орган!
«А вот и снег. Есть русские слова»
А вот и снег. Есть русские слова
С оскоминой младенческой глюкозы.
Снег валит, тяжелеет голова,
Хоть сырость разводи. Но эти слезы
Иных времен, где в занавеси дрожь,
Бьет соловей, заря плывет по лужам,
Будильник изнемог, и ты встаешь,
Зеленым взрывом тополя разбужен.
Я жил в одной стране. Там тишина
Равно проста в овраге, церкви, поле.
И мне явилась истина одна:
Трудна не боль однообразье боли.
Я жил в деревне месяц с небольшим.
Прорехи стен латал клоками пакли.
Вслух говорил, слегка переборщил
С риторикой, как в правильном спектакле.
Двустволка опереточной длины,
Часы, кровать, единственная створка
Трюмо, в котором чуть искажены
Кровать с шарами, ходики, двустволка.
Законы жанра поприще мое.
Меня и в жар бросало, и знобило,
Но драмы злополучное ружье
Висеть висит, но выстрелить забыло.
Мне ждать не внове. Есть здесь кто живой?
Побудь со мной. Поговори со мной.
Сегодня день светлее, чем вчерашний.
Белым-бела вельветовая пашня.
Покурим, незнакомый человек.
Сегодня утром из дому я вышел,
Увидел снег, опешил и услышал
Хорошие слова а вот и снег.
«Далеко от соленых степей саранчи»
Матери
Далеко от соленых степей саранчи,
В глухомани, где водятся серые волки,
Вероятно, поныне стоят Баскачи
Шесть разрозненных изб огородами к Волге.
Лето выдалось скверным на редкость. Дожди
Зарядили. Баркасы на привязи мокли.
Для чего эта малость видна посреди
Прочей памяти, словно сквозь стекла бинокля?
Десять лет погодя я подался в бичи,
Карнавальную накипь оседлых сословий,
И трудился в соленых степях саранчи
У законного финиша волжских верховий.
Для чего мне на грубую память пришло
Пасторальное детство в голубенькой майке?
Сколько, Господи, разной воды утекло
С изначальной поры коммунальной Можайки!
Значит, мы умираем и делу конец.
Просто Волга впадает в Каспийское море.
Всевозможные люди стоят у реки.
Это Волга впадает в Каспийское море.
Все, что с нами случилось, случится опять.
Среди ночи глаза наудачу зажмурю
Мне исполнится год и тебе двадцать пять.
Фейерверк сизарей растворится в лазури.
Я найду тебя в комнате, зыбкой от слез,
Где стоял КВН, недоносок прогресса,
Где глядела на нас из-под ливня волос
С репродукции старой святая Инесса.
Я застану тебя за каким-то шитьем.
Под косящим лучом засверкает иголка.
Помнишь, нам довелось прозябать вчетвером
В деревушке с названьем татарского толка?
КВНовой линзы волшебный кристалл
Синевою нальется. Покажется Волга.
«Ты и впрямь не устала? И я не устал.
Ну, пошли понемногу, отсюда недолго».