Ни Евгений Петрович, ни Юрий не отвечают, вздохнул профессор, я отправил им обоим сообщения. Все очень странно.
Что именно? спросила я.
Точный диагноз установить не удалось, после короткой паузы ответил Максимов. Вчера вечером вроде ей стало лучше. Но за полночь вдруг резко подскочила температура, и все! Ничто не предвещало такого исхода. Простите, у меня вторая линия, Юрий на проводе.
Да, конечно, сказала я, отсоединилась и пошла умываться.
Где-то через полчаса, когда я мирно пила кофе, снова раздался вызов от Владимира.
Он умер.
Я пожалела доктора. Похоже, профессор здорово нервничает, раз забыл, что уже сообщил мне плохую новость.
Он умер, повторил врач.
Да, я знаю, ответила я, очень жаль. Мы с Лизой были одноклассницы. В нашем возрасте не время уходить на тот свет.
Он умер. Понимаете? Он! Не она! закричал Максимов.
Меня охватило удивление:
Кто скончался? Елизавета жива?
Она в морге, по-прежнему кричал заведующий реанимацией. Все. Конец! И он умер!
Да кто? Объясните, пожалуйста, взмолилась я.
Неужели не понятно? Ее муж!
Мне стало холодно.
Евгений Петрович?
Да! Да! Да!
Ну и ну! ахнула я. А с ним что?
Не знаю, взвился Максимов, Юрий сейчас в реанимации.
Я ощутила головокружение.
Сыну тоже плохо?
В палату интенсивной терапии не помещают того, кому хорошо, огрызнулся Максимов.
Да что происходит? обомлела я и услышала:
Не знаю!
Куда положили юношу?
Центр Нефедченко, уже спокойнее объяснил профессор, отличное место, но с заоблачными ценами.
Вроде Юра вам звонил, вспомнила я, из-за этого мы прервали разговор.
Максимов издал стон.
Он кричал в трубку ругательства. Потом затих и заговорил другой голос. Это был врач со «Скорой», он узнал, что я доктор, и пояснил: их вызвала Елена Сергеевна, домработница. Она утром пришла на работу, нашла Евгения мертвым, Юрия в истерическом состоянии. Парня увезли в клинику. Могу дать вам домашний телефон Елизаветы, я пытался поговорить с прислугой, но та только рыдает, может, с вами пообщается.
Вы сегодня до которого часа собираетесь оставаться на работе? спросила я.
Не знаю, совсем тихо проговорил профессор. Я профессионал, естественно, в практике были летальные исходы пациентов. Мне, безусловно, жаль ушедшего, я сочувствую родственникам, но терять голову из-за потери больного не стану. Врачи иначе относятся к смерти, чем обычные люди, для нас это часть работы. Но случившееся сегодня просто выбило меня из седла.
Владимир Николаевич, Сорокина опять тошнит, послышался издалека женский голос.
Иду, отозвался профессор и, забыв попрощаться, прервал наш разговор.
Я посидела некоторое время в раздумье, потом позвонила Мышатиной домой.
Алло, прошептал испуганный голос.
Добрый день, сказала я. Елена Сергеевна?
Да.
Меня зовут Виола, продолжала я, вы, наверное, очень испугались?
Да.
Давайте попьем вместе кофе?
Я боюсь.
Меня?
Нет. Вас впустить боюсь! Елизавета Сергеевна не позволяет никому без ее разрешения дверь в квартиру открывать.
Лишь сейчас я сообразила, что Елена понятия не имеет о кончине Мышатиной.
Я не собиралась приходить к вам в гости. Неподалеку от дома ваших хозяев, наверное, есть кафе?
Да! Но там очень дорого.
Я приглашаю вас.
Мне неудобно.
Просто скажите, где нам встретиться?
Вы кто? догадалась наконец спросить Елена.
Мы с Лизой учились в одном классе, объяснила я, не упоминая, что в детстве мы не дружили, а после окончания школы ни разу не встречались.
Ой!
Я испугала вас? удивилась я.
Вы писательница Арина Виолова? Правильно?
Пришлось согласиться:
Верно.
Я читаю ваши книги.
Мне очень приятно.
Кафе «Пономоро» здесь рядом. Но там совсем не дешево.
Минут через пятнадцать я буду на месте, пообещала я и не обманула, путь до трактира мне удалось преодолеть быстро.
В зале сидела только одна посетительница, женщина примерно моих лет с опухшими глазами и красным носом.
Плачу все время, призналась она, поэтому похожа на больного поросенка.
Прекрасно выглядите, соврала я.
Скажете тоже, смутилась горничная, вот вы красавица, лучше, чем по телевизору. Думала, что вы толще.