И снова Дивер, сам того не желая, сказал обидную для своего собеседника глупость:
— Извини. Я думал, что вы, мормоны...
Но Тули только рассмеялся.
— Вот видишь, оказывается, все пребывают в полном неведении.
Тули хлопнул рукой по плечу Дивера. Он не спешил убрать руку, и они бок о бок двинулись по улице Хэтчвилла. На этот раз Дивер не рассердился. Теперь он не видел ничего оскорбительного в том, что рука Тули лежала на его плече. Они пошли на склад, где договорились насчет тележки, на которой и привезли все заказанные продукты.
— Солдаты Соединенных Штатов! Мы могли бы пойти на Филадельфию и... мы могли бы пойти...
— Пойти с оружием и растоптать Филадельфию в прах.
— Солдаты Соединенных Штатов! Мы могли бы пойти с оружием и растоптать Фила...
— Растоптать Филадель...
— Растоптать Филадельфию в прах, и как тогда сможет...
— Как тогда Конгресс сможет...
— Как тогда Конгресс сможет отрицать наши законные претензии на казначейство этой крови, которую мы создали...
— Нацию, которую мы создали...
— Я начну еще раз. Просто я немного сбился, Дженни. Давай-ка я начну еще разок.
Старина Парли столько раз повторял речь Джорджа Вашингтона к своим войскам, что Дивер, который в это время занимался ремонтом реле вентилятора отопителя, пожалуй, смог бы ее повторить слово в слово. Засунув голову в самые недра моторного отсека, Дивер удерживал равновесие, зацепившись одной ногой за крыло грузовика. Голос Парли отражался раскатистым эхом от металлических стенок моторного отсека. Скатываясь со лба, пот попадал в глаза Дивера и раздражал. Паршивая работенка, но пока вентилятор будет работать, они будут вспоминать его добрым словом.
Готово. Теперь осталось лишь выбраться отсюда, завести грузовик и проверить, работает ли теперь мотор вентилятора.
— Теперь я понял, Дженни, вот послушай, — сказал Парли. — Но неужели теперь ради денег мы откажемся от самих принципов свободы, за которую мы сражались, и ради которой погибло так много наших товарищей? Вот здесь, Дженни, подскажи мне слово.
— Я.
— Что я?
— Я говорю.
— Вспомнил! Я говорю тебе, Ней!
— Я говорю, что в Америке солдаты являются собственностью законного правительства даже тогда, когда это законное правительство поступает с ними несправедливо.
— Не надо читать мне всю речь!
— Я подумала, дедушка, что если ты услышишь ее всю до конца, то сможешь...
— Ты мой суфлер, а не дублер!
— Ну извини, но мы здесь застряли и...
Дивер запустил двигатель грузовика. Шум мотора заглушил голос Парли Ааля, который несправедливо обвинял Дженни, списывая на нее дефекты собственной памяти. Вентилятор исправно работал. Дивер заглушил мотор.
— ...и внезапно заводит мотор! Я не могу работать в такой обстановке! Я не волшебник. Такие длинные речи просто невозможно запомнить...
Но теперь с ним разговаривала уже не Дженни, а Маршалл.
— Мотор уже заглушили, так что давай немедленно начинай.
Голос Парли стал намного тише, и теперь в нем звучала обида.
— Я так часто повторял эти слова, что они утратили для меня всякий смысл.
— А тебе и не надо понимать их смысл, ты просто должен их произносить.
— Но это слишком длинный кусок!
— Мы уже сократили его, оставив самое главное. Вашингтон говорит им, что они могли бы захватить Филадельфию и разогнать Конгресс, но тогда вся их борьба оказалась бы совершенно бессмысленной, и поэтому надо набраться терпения и не мешать демократии спокойно проявить свою волю.
— Но почему я должен все это говорить? Ведь это такая длинная речь.
— Вообще-то Вашингтон говорит здесь не только это Папа, мы не можем ставить «Славу Америки» без Джорджа Вашингтона.